– Я вернусь через два дня.
Он кивнул.
– А потом ты пойдешь в «БлэкСтар» и согласишься на их предложение.
– Я не могу сейчас об этом думать, Бекетт. Я с трудом вижу вещи, которые находятся в метре от меня.
Его лицо приняло мягкое выражение, но в его взгляде читалось чувство вины. Он ненавидел и осуждал себя за то, что не может поехать со мной.
– Я справлюсь, – сказала я. – Как-нибудь выживу. И это дастся мне проще, если я буду знать, что ты здесь.
Бекетт отвел взгляд.
– Не опоздай на поезд.
Зазвонил домофон, и я пошла к двери, чтобы пустить Найджела.
– Медбрат Найджел к вашим услугам. – Квартиру тут же заполнил его звучный голос. – Надеюсь, вы не рассчитывали, что я надену белый халат.
Он остановился и потер руки.
– Черт, у вас тут так холодно! – Он заметил Бекетта у окна. – Привет, мой друг! Говорят, ты решил стать маленьким Ивелом Книвелом[7] и исполнил на своем велике пару серьезных трюков?
– Спасибо, что пришел, Найджел, – сказала я и, обняв его, прошептала на ухо: – Не давай ему никуда уходить.
Найджел коротко кивнул и подмигнул мне.
– Ну что, Бэкс, обтереть тебя мокрой губкой?
Бекетт не обратил на его слова никакого внимания.
– Ладно, мне пора.
Я подошла обратно к окну. Бекетт сидел, крепко сжав зубы, но его челюсть разжалась под моей ладонью, когда я наклонилась его поцеловать.
– Боже, Зэл.
– Это конец, – произнесла я. – Не знаю, хорошо это или плохо, но история скоро закончится.
Бах!
Мы все поместились в одну машину – родители, тетушка Люсиль и я; за рулем сидел дядя Майк. Нам понадобилось три часа, чтобы добраться от Филадельфии до города Беннер Тауншип, в котором находилось исправительное учреждение штата Пенсильвания «Роквью». Дядя Майк рассказал мне, что в это самое время Гордона Джеймса перевозили из тюрьмы строгого режима, расположенной в округе Грин, в дом для смертников.
– Это место действительно так называют, – сказал он. – Дом для смертников.
Звучит как хорошее название для комикса.
Мы приехали в Беннер около девяти вечера и заселились в гостиницу «Холидей Инн», проживание в которой нам оплатило государство. А потом мы сидели в номере родителей, говорили о Рози и плакали. Воспоминания тянули ко мне свои призрачные пальцы, но вдалеке от дома, где я провела детство, мне было легче их отогнать.
Я старалась держаться поближе к тетушке Люсиль. Она выглядела не такой энергичной и вела себя тише, чем обычно. Я присела рядом с ней на жесткий стул у окна и взяла ее руку в ладони.
– Ты в порядке, тетушка Люсиль?
Она скорбно покачала головой. Ее запястье крепко сжимали четки.
«И грехов их и беззаконий их не воспомяну я боле».
– Откуда это?
– Из Библии, – ответил дядя Майк. – Из «Послания к Евреям». Она повторяет эти слова с тех пор, как нам позвонили. В какой-то момент я решил поискать эту цитату в интернете.
Я нахмурилась. Все в нашей семье были католиками, хоть и не строгими. В детстве я на каждый праздник ходила на мессу, но никто из моих родственников ни разу не цитировал строки из Библии вне церкви.
– Завтра мы можем оставить все это позади, – сказал дядя Майк. – Я думаю, таково значение этой строки. Да, тетушка?