– Но я могу сказать кое-что насчет важных решений, что может тебе помочь.
– И что же это?
Господи, пожалуйста, что угодно. Скажи мне что угодно…
– Риск и награда за него – это все, конечно, хорошо, но ни то, ни другое ничего не значит, если сердцем ты чувствуешь, что делаешь что-то неправильное. Так что вот тебе мой совет: прислушайся к своему сердцу. Что ты ощутишь, если скажешь «нет»? Что ощутишь, если скажешь «да»?
– Спасибо, Ти, – проговорила я. – Ты очень сильно мне помог.
– Всегда рад. Звони еще – поболтаем побольше, поделимся новостями.
– Хорошо.
Стоило мне положить телефон на стол, как он завибрировал. Звонили с незнакомого нью-йоркского номера.
– Алло?
– Зельда? Это Уэс.
От того, как напряженно звучал его голос, у меня заколотилось сердце.
– Что случилось?
– Я сейчас в старой доброй Пресвитерианской больнице Нью-Йорка. С Бекеттом. У него все хорошо, все нормально…
– В больнице? – Мой желудок упал куда-то к коленям, и я вся похолодела. – Что случилось?
– Типичная история для любого курьера. Какой-то придурок проезжал на красный.
– Господи, Бекетта сбила машина?
– И да, и нет, – проговорил Уэс. – Бекетт увидел этого парня и ударил по тормозам. Как я понял, он сам упал на землю, а его велосипед прокатился еще пару метров и принял на себя основной удар. Бекетт ничего толком не рассказывает, но, по словам очевидца, если бы он среагировал на мгновение медленнее, под передними колесами машины оказались бы его ноги, а не велосипед.
Из моего горла вырвался сдавленный стон.
– О, боже…
– Черт, прости, Зельда, я не хотел тебя напугать. С ним все хорошо. Но можешь, пожалуйста, приехать и уговорить этого барана остаться в больнице на ночь? Врачи хотят за ним понаблюдать.
Я уже мчалась к двери, на ходу накидывая пальто.
– Уже еду.
Бум!
Я бежала примерно в ту сторону, где находилась больнице, пока мне не удалось остановить такси. Десять мучительных минут спустя я уже забежала в приемную. Мне сказали идти в реанимацию; там меня встретил Уэс и проводил в один из отсеков, отгороженных шторой. Бекетт лежал на кровати с приподнятой вверх ногой, забинтованной в области щиколотки. На его щеке виднелась царапина со спекшейся кровью, а ссадины на его локтях как раз обрабатывала медсестра.
Когда он увидел меня, его каменное лицо исказила гримаса, и он отвернулся.
– С тобой все нормально? – спросила я дрожащим голосом, хотя обещала себе сохранять спокойствие. – Скажи правду.
– Все нормально, – проговорил он. – Оставаться здесь на ночь просто глупо. С меня сдерут кучу денег.
Я непонимающе на него уставилась.
– Тебя сбила машина.
Бекетт бросил на Уэса сердитый взгляд.
– Меня никто не сбивал. Под колеса попал только велик.
– А как твоя щиколотка?
– Не сломана, – сказал он. – Я так им сразу и сказал, но это не помешало им повезти меня на рентген.
– У него растяжение мягких тканей передней таранно-малоберцовой связки второй степени, – сказала медсестра.
– Что это значит? – спросила я.
– Это значит, что внутри его ступни что-то порвалось, – пояснил Уэс.
– Там неполный разрыв, и вообще, все это не имеет никакого значения, – проговорил Бекетт.