— О чем задумался, казак?

Даже не заметил, что Света прекратила играть.

— Так, ни о чем.

— Так и быть, — Светка демонстративно зевнула, положив гитару на колени, потерла глаза кулаками. — Сегодня я у тебя сниму одноместный номер. Ты согласен?

— Конечно.

— Тогда укажешь мои апартаменты? Я устала и ужасно хочу спать.

— Хорошо, я постелю тебе в спальне, в шкафу имеется последняя пара чистого белья. Я — в зале, согласна?

— Еще бы, ты очень великодушен, — Света поцеловала меня в щеку и поднялась.

— Веди, показывай мой номер люкс. Мне тебя сегодня сам Бог послал. Мир не без добрых людей. Ванна, ужин, постель — чего еще надо для полного счастья?

Я провел её в спальню. Здесь было темно, неделю назад от взрыва вылетело стекло, оконный проем пришлось закрыть найденным в подвале куском фанеры.

— Здесь темно.

— Как раз то, что необходимо для спальни, — ответил я, доставая из блока чистую пару наволочек и простынь.

— Возьми, застелешь сама.

— Гран мерси, — наши руки столкнулись, замерли на миг и, как мне показалось, неохотно расстались.

— Спокойной ночи, — пробормотал я, поспешно выходя из комнаты. Везде витал душистый и дразнящий запах Светкиных волос.

Пройдя в зал, я задернул занавески. В городе до сих пор сказывались перебои с электроэнергией — света не было, как и специалистов которые могли бы отремонтировать дороги, электрические линии, водоснабжение и другие коммуникации. Нормальная жизнь в городе не скоро возобновится. Все, как таракашки, забилась в щели в состоянии выжидания — что дальше?

Я закурил и нервно заходил по комнате.

Надо было уезжать неделю назад, вместе с Юркой. Он звал. Проклятое любопытство заставило остаться, плюс холодок от возможной опасности, которая нависла над городом. Остался и в который раз убедился, в глупости человеческой, его безграничных, незнающих меру пороках. Испытал, довелось таки, заразился — прилипчивый и навязчивый страх. Оказывается у него гнусный, кисловатый запах. Смерть шагала, где-то рядом по улицам и лениво помахивала косой. Итак, для чего мы живем? Ради естественного, человеческого любопытства, которым я страдаю чрезмерно? Что дальше? Тешим себя, успокаивая, бесплотными иллюзиями и надеждами. Иначе невозможно — мир сурови безразличен к нам. Дальше, хочется в это верить — будет лучше. Обязательно.

Я докурил сигарету и прилег на диван. Сон не шел. В голове, туманными призраками бродили мысли: о войне, смысле нашего существования, если он все-таки есть, о спящей за стенкой девочке, ищущей острых ощущений и рассуждающей о смысле жизни. «Купила мама Гоше, новые калоши…» Что будет, когда вернусь в нормальный город, тихое, умиротворенное общество. Я твердо решил уйти из театра — достаточно, точки над «и» расставлены. Не мое… Хейфиц, должен вот-вот вернуться с труппой из Франции. Меня уже не интересовали, с каким успехом прошли спектакли, были ли аншлаги, скольких француженок покорил «прим» — Борзыкин, что подарит, своей невесте Курин. Но внутри разливалась горькая желчь, что и я там мог быть, да рылом и характером не вышел. Вдвоем с Хейфицем, мы написали пьесу по мотивам Доде — «Тартарен из Тараскона». Начали репетировать. Считал, что сыграю Тартарена, но Хейфиц передумал. Из театра «Парадис» пригласили Моисеева. Черт с вами, господа! Я перевернулся на другой бок. Должно быть мне удалось задремать, но ненадолго, я почувствовал болезненный толчок в бок.