— Ланс? — я с трудом поверил своим глазам. Черт побери, он на Земле? И сотрудничает с храмниками?
Ланс аккуратно опустил одну из сумок и махнул мне рукой. Сумка вдруг задергалась, переворачиваясь.
— Я знаю, как ты любишь сюрпризы, — с улыбкой сказала Терри, разглядывая мое растерянное лицо. — Особенно такие…
Из сумки высунулась настороженная полукошачья морда. Трофей выбрался из заточения, по-собачьи отряхнулся и неторопливо направился ко мне.
— Это кот или собака? — поинтересовался Нурлан. Его происходящее забавляло.
— Это Трофей, — ответил я. Протянул пёсокоту руку. Трофей лизнул ладонь и потерся о нее спиной. Потом улегся у моих ног с видом полнейшего удовлетворения.
— Рад, что все в порядке, — сказал подошедший Ланс. — Команда собирается.
Несколько секунд я разглядывал его. Он сильно повзрослел за эти два года. Но по-прежнему стоял передо мной навытяжку. Я был его принцем.
— Ты сотрудничаешь с Сеятелями? — впрямую спросил я.
Ланс кивнул:
— Принц, это был самый простой путь. И самый верный. Я знал, что вам с Терри пригодится поддержка.
— Считаешь себя пятой колонной? — я позволил себе улыбнуться. И протянул Лансу руку.
8. Книга Гор
Жизнь выбрала тебя — но ты вправе отвергнуть вызов. Каким был бы мир без дикого винограда и осенних дождей? Чем станет дорога без пыли и сталь без ржавчины? Чем станешь ты без людей?
Собой.
Нас не спросили, хотим ли мы жить. Но только нам дано выбирать путь. Пойми свою дорогу, поймай свой ветер. Пусть мир останется равниной — тебе предназначено быть скалой. Пока есть свет, ты можешь отбросить тень. Пока есть солнце и воздух, всегда будет ветер. И хорошо, что он порой бьет в лицо.
Я расскажу о себе — но это будет твоя история. Ты вправе переписать ее заново — наверное, именно этого я и хочу. Научись писать — на опавших листьях и струях горной реки. Научись отвечать за себя — и не задавать вопросы другим.
Я начинаю. А ты поставишь точку — там, где сочтешь нужным.
Захлопнув книгу, я задумчиво повертел ее в руках. Совсем небольшая, страниц сто… Но в тяжелом переплете из темно-зеленого бархата, с тисненными золотом буквами: «Книга Гор». Имя автора нигде не стояло. Неужели эта доморощенная философия была библией целого поколения? Может, я чего-то не понимаю? Не дорос до этой книги, как переросло ее нынешнее поколение? Наверное, было время, когда людям — и взрослым, и детям — хотелось ощутить себя кем-то: пусть лишь диким виноградом, или дорожной пылью, или ржавчиной на безукоризненной стали общества?
Взглянув на часы — время еще было, я вновь открыл маленький томик. Наугад, где-то посередине…
Я вспоминала. Последняя ночь в последнем доме, который был мне родным: время памяти. Ласково светил ночник, и блуждали по коридорам шаги — я не могла их слышать, но знала, что они есть. Не говорите, что я не умею любить. Не думайте, что я не хотела быть благодарной. Но у свободы нет рамок, а значит — у меня не осталось выбора. Я брала книги с полок — древние книги, залитые в прозрачный пластик. На них можно лишь смотреть, но если разорвать оболочку, то бумага истлеет, сгорит. Я не хочу судьбы консервированных книг. Лучше быстрая жизнь, чем медленная смерть.