— Кто связался? — убитым голосом произнес я, вспоминая Деда, Вика и даже паршивца Андрея. Вдруг…

— Руководитель службы безопасности проекта «Сеятели», Раймонд Маккорд. Очень вежливый человек.

— Ясно, — присев на корточки рядом с Нурланом, я спросил:

— И что ты ответил?

— Что гостеприимство оказываю по собственной инициативе — тем, кто мне симпатичен.

— Спасибо.

Нурлан пожал плечами. Поинтересовался:

— Ты что-то хотел узнать?

— Мы с Терри можем остаться до завтра?

Кислицын кивнул. Он был и без того симпатичен, этот старый бродяга, возделывающий цветы, этот фантастический негр с русско-казахским именем. А теперь, после его спокойной реакции на мою с Терри сущность, меня потянуло на откровенность.

— Нурлан, я собираюсь завтра покинуть Землю. Мы с Терри полетим на Тар… а потом дальше.

— Не понравилось дома?

— Это не мой дом, Нурлан. Мне нравилось жить в Алма-Ате, когда она была городом, а не яблоневым садом с коттеджами меж деревьев. Я любил горы и степь… но они же теперь нафаршированы точками связи. Роддеров это и убило — какой смысл играть в отрыв от цивилизации, когда на каждом дереве висит телефон. А эти ваши Знаки… Забавно, что коммунизм победил, хотя и в очень странной форме, но если двенадцатилетний сопляк, получив Знак, начинает заниматься сексом с друзьями обоего пола…

Я замолчал. Кислицын вдруг протянул руку — и осторожно похлопал меня по плечу. Тихо сказал:

— Сергей, мне это тоже не нравится. Я стал роддером в тринадцать лет, но тогда мораль была строже. Все случилось на моих глазах, но постепенно. А ты пришел из двадцатого века. Из очень пуританской или, лучше сказать, мусульманской страны. Для тебя это дико. Но постарайся понять — нет большей ловушки, чем свобода. Если мы признаем за человеком право самостоятельности вне зависимости от возраста, то оставлять какие-то рамки: в сексе, приобретении наркотиков, праве на риск и эфтаназию бессмысленно и несправедливо. Приходится идти до конца. Ты не увидишь ничего оскорбительного для своей морали в общественных местах — это было бы ущемлением твоей свободы. Но не требуй благопристойности за стенами чужих домов — лучше просто не заглядывай в окна.

— Спасибо, Нурлан. Я согласен с тобой. Но это… не мои нормы. Не мой город. Не моя Земля.

— Попробуй улететь в колонию. Не в хроноколонию, а в настоящую. Говорят, их мораль очень близка земной морали двадцатого века.

Я привстал, увидев, как мелькнула на тропе загорелая фигурка в розовых шортах, с блестящей полоской на руке:

— Терри идет… Мы хотели устроить что-то вроде семейного ужина, Нурлан. Ты не против побыть гостем в собственном доме? Терри прекрасно готовит.

— С условием, что приглашу двоих друзей, — очень серьезно ответил Кислицын. — Они не простят, если я их с тобой не познакомлю.

— Конечно, — принужденно улыбнулся я. Может, уговорить Терри перебраться в гостиницу?

— Похоже, принцесса планеты Тар имеет друзей на Земле, — вдруг сказал Нурлан.

Вслед за Терри шел молодой парень с двумя явно тяжелыми сумками в руках. На нем была черно-белая форма — такую носили Сеятели. Но сам парень был мне прекрасно знаком…