Комментируя этот отрывок, многие теологи усматривают связь между всеми описанными здесь ужасами и грехопадением; женские месячные — продолжение наказания, которому Господь некогда подверг Еву: по наущению демона она сорвала запретный плод и увлекла за собой в падении Адама; Бог покарал ее, а заодно и ее дочерей, то есть всех женщин, приговорив их к тому, чтобы в напоминание о первородном грехе они каждый месяц осквернялись красным. Другие авторы, особенно живущие в монашестве, используют этот тезис, чтобы подчеркнуть, до какой степени женское тело наполнено нечистотами: под своей привлекательной оболочкой оно скрывает лишь гниль, грязь и экскременты[84].
Но Отцам Церкви и их эпигонам кроваво-красный цвет напоминает не только о пагубном и зловредном явлении, какое, по их мнению, представляет собой менструация, а еще и о другом красном потоке, благотворном и оплодотворяющем. Этот освящающий, животворящий красный цвет — цвет крови, которую Христос пролил на кресте. Начиная с XII–XIII веков он появляется на знаменах крестоносцев и на богослужебных тканях для месс, посвященных Кресту и мученикам. Благодаря самопожертвованию этих последних Церковь "сменила цвет", как объявляет еще в III веке святой Киприан Карфагенский: "Поистине счастлива наша Церковь: благодаря первым деяниям братьев наших она стала белой; а ныне, благодаря крови мучеников, обрела великолепие пурпура"[85].
Этот священный "пурпур" Христа Искупителя и всех тех, кто умер за веру, — главный оттенок красного для христианства. На нем стоит задержаться подольше.
Слова святого Киприана верно отражают реальную действительность ранней эпохи в истории Церкви, эпохи великих гонений. Но они оказались и пророческими: чем дальше по времени, тем больше христианство становится религией красного, религией крови. А происходит это главным образом потому, что всюду множатся изображения распятого Христа, прославляются Страсти Господни и, как итог, возникает и развивается культ Святой Крови.
Согласно средневековой теологии, кровь Иисуса отличается от обычной человеческой крови. Пусть даже сын Бога стал человеком, его кровь не может быть тождественна крови простых смертных. Это кровь искупления и спасения, пролитая в возмещение грехов человечества. Некоторые авторы утверждают, что цветом она светлее и ярче, нежели кровь людей, неизбежно загрязненная их грехами. А художники иногда пытаются сделать это различие зримым: на их картинах кровь, вытекающая из ран Христа или святых мучеников, другого оттенка, чем у обычных людей, — в первом случае она чистая и яркая, во втором мутная и темная. Но такое можно увидеть в основном в станковой живописи позднего Средневековья.
Начиная с XII века кровь Христа становится едва ли не самой ценной из реликвий, предметом гордости для многих храмов Европы, которые ею обладают: это, например, церковь Святой Троицы в городе Фекан в Нормандии, Нориджский собор в Англии, церковь Святого Андрея в Мантуе в Италии, базилика Святой Крови в Брюгге и некоторые другие, в Испании, Португалии и Германии. И, похоже, с течением времени таких храмов становится все больше. Каждый обладатель реликвии утверждает, что заполучил ее раньше всех, и сочиняет удивительнейшие легенды, которые должны объяснить ее происхождение. В большинстве таких легенд говорится, что кровь Иисуса была собрана Никодимом или Иосифом Аримафейским во время снятия с Креста, но другие утверждают, что это произошло раньше: когда Иисус был еще на кресте, сотник Лонгин либо воин Стефатон, поднесший губку, или даже сама Мария Магдалина (часто изображаемая в красном одеянии!) собрали драгоценную влагу в склянку, флакон, глиняный сосуд или простую свинцовую коробочку. Затем, после различных перипетий, реликвия была найдена в том или ином месте или принесена в дар той или иной церкви