Как мы уже говорили, Библия не изобилует хроматическими терминами. По крайней мере, это можно сказать о древнееврейском тексте Библии и о его переводе на древнегреческий, так называемой "Септуагинте", работа над которой началась около 270 года до нашей эры в Александрии. Но в латинском переводе дело обстоит иначе. У первых переводчиков имеется склонность добавлять некоторое количество определений цвета там, где в подлиннике они отсутствуют. А святой Иероним, который на рубеже IV–V веков сначала редактирует латинский текст Нового Завета, а затем выполняет собственный латинский перевод Ветхого Завета на основе древнееврейского текста и древнегреческого перевода, тоже добавляет несколько хроматических терминов. За долгие века в руках разных переводчиков библейский текст неизбежно претерпевает изменения и с каждым разом все больше расцвечивается. А в Новое время, когда Библию начинают переводить на местные европейские языки, эта тенденция усиливается. Приведем два примера из гаммы красных тонов. Там, где в древнееврейском тексте говорилось о "великолепной ткани", в латинском переводе сказано "pannus rubeus" (красная ткань), а во французском переводе XVII века — "алая ткань"; там, где в древнегреческом переводе говорилось о "царском одеянии", в латинском сказано vestis purpurea (пурпурное одеяние), а в переводе на современный французский — "темно-красная мантия"[78]. Впрочем, текст от перевода к переводу раскрашивают не только в красные тона. Прилагательные, которые на древнееврейском или древнегреческом означают "чистый", "незапятнанный", "новый", "блистающий", на латинский переведены словом candidus (белоснежный); другие слова, означающие "темный", "пугающий", "мрачный", "злой", "пагубный", переводятся как ater или niger (черный). Вот почему, начиная с V века и вплоть до окончания раннего Средневековья, Отцы Церкви и продолжатели их дела, комментируя Библию в латинском переводе, все более и более обраставшую хроматическими терминами, в свою очередь начинают все охотнее рассуждать о цвете. Так они постепенно выстраивают грандиозную и сложную символику, которая целое тысячелетие будет оказывать влияние на многие области религиозной жизни (литургия, облачение), на обычаи, принятые в обществе (костюмы, гербы, знаки различия, церемонии), а также на литературное и художественное творчество[79].
Что касается красного, то христианская символика, унаследованная от Отцов Церкви, группируется вокруг четырех центров притяжения, поскольку каждый из двух основных референтов красного — огонь и кровь — рассматривается двояко: в своем позитивном и негативном аспектах[80].
В негативном аспекте огненно-красный цвет ассоциируется с адским пламенем и с красным драконом из Откровения (12: 3–4)[81]. Этот красный цвет лжет и обманывает, губит и разрушает, и свет, исходящий от него, пугает сильнее, чем тьма: он подобен огню преисподней, который сжигает, но не освещает. Этот красный цвет по своей природе — цвет Диавола и демонов: на миниатюрах и фресках романской эпохи демоны часто изображаются с красной головой. Несколько позже это будет цвет изменников и предателей, у которых, подобно Каину, Иуде или коварному лису Ренару, будет рыжая шевелюра либо рыжая шерсть, пылающая и опасная, как огонь. Мы к этому еще вернемся.