- Сядем, - повторила мистрис Барк и, не выпуская моей руки, опустилась на оттоманку. Я последовал ее примеру.

- Я очень люблю камин… Он дает уют, тепло и чувство традиции, да, да… То, чего так не хватает нам, бедным детям двадцатого века.

Она с наслаждением откинулась на подушки, вытянула стройные ноги к огню и продолжала:

- Я потому так и люблю Диккенса, что у него во всех его чудесных книгах не обходится без ярко пылающего камина…

- А также сверчка и милого джентльмена, вроде чудака Пиквика…

Она чуть отодвинулась и искоса глянула на меня.

Теперь я допустил ошибку. По ее тону и взгляду я понял, что моя реплика насторожила ее.

- Диккенса я знаю больше по театральным представлениям, дорогая мистрис Эвелин. Ведь у нас, в Советском Союзе, очень охотно ставят и Шекспира, и Шеридана, и Джонса, и различные инсценировки по произведениям Диккенса.

- Не надо… - перебила она, - не пытайтесь казаться менее начитанным и интеллигентным. Я вижу, что вы знаете старую английскую литературу.

Она замолчала и, наклонившись к огню, поправила поленья.

- Мне это нравится, я люблю иметь дело с умными и образованными людьми, будь то мои друзья или враги… А кто вы мне: друг или враг? - неожиданно повернулась она лицом ко мне.

- Я вам то же, что и вы мне, - ответил я, смотря в ее широко открытые глаза.

Она тихо засмеялась и ласково провела пальцами по моему лицу.

- Тогда, значит, больше чем друг… Однако, как жарко пылает камин, не отодвинуть ли софу чуточку подальше?

Я переставил оттоманку, и мы снова уселись на нее. Госпожа Барк закурила. Она затянулась раз и другой, потом тихо, как бы отвечая самой себе, прошептала:

- Как, однако, все это сложно и… непонятно…

- Что непонятно? - спросил я.

- Жизнь… ее странные законы и переплетения… Что же, однако, не появляется Зося? Я хочу выпить за ваш отъезд.

Она внимательно взглянула мне в глаза, и опять что-то тревожное было в ее взгляде.

- Позвоните, пожалуйста, ей. Нажмите вот эту кнопку.

Я позвонил. Мистрис Барк, закинув руки за голову и вытянувшись всем телом, неподвижно смотрела в огонь. Пламя вспыхивающих поленьев озаряло ее профиль, прядь волос рассыпалась по щеке, глаза были полузакрыты.

- Можно войти?.. Все уже готово, - послышался голос Зоси.

Мистрис Барк не отвечала.

- Дайте мне еще папиросу… вашу, русскую… - вдруг сказала Барк, продолжая глядеть в огонь. - Вам хорошо?

- Да, - сказал я, хотя на самом деле мне было и неудобно сидеть с нею на оттоманке, и неловко при мысли о Зосе, которая ежеминутно может войти.

Барк вздохнула и, наклонившись, поцеловала меня. Это было так неожиданно, что я вздрогнул и стремительно отодвинулся назад.

- Может быть, потом я возненавижу себя за это, - грустно сказала она.

Зося вкатила в комнату столик. Я взглянул на нее из-за плеча хозяйки. Наши взгляды встретились. Губы девушки чуть улыбнулись, а глаза с холодным презрением скользнули по неподвижно склонившейся к огню женщине.

- Все готово, мадам! Вино, холодная дичь, закуска, - ровным голосом доложила она.

- Спасибо. Вы можете ложиться спать, хотя… - мистрис Барк подняла на меня глаза, - вы, может быть, захотите попрощаться и с малюткой.