- Русачка! - довольным голосом сказал генерал.

- Люблю свою страну. И горы, и ее моря, и тундру… но жить и умереть хотела бы у себя где-нибудь под Воронежем или Тамбовом.

- А вы откуда родом? - спросил генерал.

- С Дону - я казачка, - ответила она. - Однако, где же этот элегантный господин?

- Таги-Заде? - рассеянно спросил я.

- Тот, что хотел лететь с нами.

- Бегает по инстанциям… Не так-то легко получить за один день все нужные бумаги.

- Не получит - не полетит, - улыбнулась Кожанова.

- Не велика беда. И что ему так приспичило. Не улетит сегодня, улетит через неделю. Ведь, надеюсь, вы посетите нас снова? - любезно спросил генерал.

- Охотно. Кроме базара, я еще ничего не видела в Тегеране.

- Товарищ генерал! К вам хозяин дома пришел, прикажете допустить? - доложил дежурный.

Еще в дверях Таги-Заде сделал сокрушенное лицо и, разводя руками, горестно сказал:

- Все против меня. И в посольстве, и в министерстве, и у консула - везде один ответ: «Не раньше, чем через пять дней…»…

- Ну, полетите со мною в следующий раз, - сказала Кожанова.

- Да, но дела! - вздохнул Таги-Заде.

- Не хотите ли бокал вина за здоровье Елены Павловны? - спросил я.

- С радостью. Такая хорошенькая женщина и… летчик. Все время в воздухе, в опасности… Нет, наши женщины этого не умеют. Ваше здоровье, - чокаясь, учтиво сказал он и, обратившись ко мне, добавил: - За благополучный полет!

Таги-Заде выпил, раскланялся и ушел. Спустя несколько минут уехала и Кожанова.

Я прошел к Сеоеву и Кружельнику и, сидя в их уединенной комнатушке, детально, со всеми подробностями рассказал им план нашего ночного действия. Кружельник внимательно слушал, изредка переспрашивая меня. Пылкий и экспансивный осетин держался иначе.

- Ах, сволочи-бандиты!.. Жаль, у меня кинжала с собой нету, я им всем башки посрубил бы! - вскакивая с места и размахивая руками, восклицал он.

- Спокойней, спокойней! Ваши кулаки, товарищ Сеоев, могут пригодиться лучше кинжала. Только помните, товарищи, ни одного звука, ни одного движения без приказа…

- Зосе угрожает опасность? - выслушав меня, спросил Кружельник.

- Да! И большая. Я не могу скрывать от вас этого.

- Я предполагал это. Как мы сможем помочь ей? - с тревогою спросил он.

- Еще не знаю! Все выяснится позже, когда я увижусь с нею.

- Надеюсь на вас, обыватэлю полковник. Я знаю, что и вам дорога моя сестренка.

- Очень, Ян, так дорога, что я не нахожу слов выразить это.

Сеоев скрипнул зубами и, схватив в свои огромные ручищи затрещавший стул, сказал:

- У-у, гяур ма биль!..[32] Попались бы эти гады в мои руки!..

Не выдержавшая его ярости спинка стула с треском переломилась. Как ни тяжела была тема нашего разговора, но мы с Кружельником не выдержали и рассмеялись, глядя на удивленное лицо не ожидавшего такого эффекта гиганта.

В начале десятого, нацепив колодку с орденами, выбритый и раздушенный, я поехал к Барк. Внешне я был совершенно спокоен, но опасение за жизнь Зоси угнетало меня. Я понимал, что ее роль заканчивалась в ту самую минуту, когда мой самолет отрывался от земли… Дальше она уже не была нужна ни Сайксу, ни госпоже Барк. Зная, как легко «Косоуров» избавился от своей сообщницы «Красновой» и как цинично сожалел о том, что не «ликвидировал» Юльского, я был уверен, что он так же спокойно может отравить или застрелить Зосю. Кого обеспокоило бы в Иране исчезновение бедной, безвестной девочки? Кто осмелился бы спросить у Барк, куда делась ее горничная? Никто! Зося исчезла бы так же бесследно, как исчезает бабочка или жучок.