– Подожди! Прошу тебя! Я… я хочу задать тебе один последний вопрос! Последний! Ты ведь не можешь мне в этом отказать!
– Почему это не могу?
– Потому что я – Достойный, я понял историю твоего отца, я почувствовал его боль… Ты должен мне ответить… Прошу тебя…
Он жестоко затягивал паузу.
– Слушаю тебя…
Я приподнялся на коленях:
– Парк с розарием… Как ты узнал про надпись на ясене? Я никогда никому об этом не рассказывал.
Мне показалось, он под своей маской задумался.
– Ты о чем?
– До того как уйду к своей семье, я хотел бы знать… Прошу тебя, скажи… Зачем ты содрал то, что мы с женой вырезали на старом дереве?
– Я не прикасался ни к какому дереву! Я никогда в жизни тебя не видел! Можешь поверить – я бы не стал тебе врать в твой последний миг!.. Ну что? Это все? Ты готов отправиться в ад?
– Очень… скоро… ты там… ко мне присоединишься…
Какие-то звуки у него за спиной. Это шаги! Подняв голову, я увидел за его плечом, в нескольких сантиметрах от него… девочку!
– Нет! Уходи! Уходи! Я не хочу, чтобы ты при этом присутствовала.
От неожиданности убийца на долю секунды замешкался, и я воспользовался этим – напряг мышцы икр и, прыгнув в сторону, оказался за пределами его ограниченного прорезями маски поля зрения.
Вертеть своей тяжелой деревянной башкой ему было трудно, и выстрел пришелся слишком высоко. Я ударил его ногой в бок, он выругался и стал палить вслепую, сбивая клинки сталактитов. Братья снова взвыли от боли и страха. Я бросился на него, он, напружинив все мускулы, схватил меня за горло, и мы покатились по склону, дробя самые хрупкие сталагмиты и натыкаясь на остальные. Он выпустил мою шею и принялся яростно меня молотить куда придется. Врезал кулаком в нос, брызнула кровь. Его выпирающие мышцы, его тяжелое дыхание… А мне дышать уже нечем…
Я яростно отбивался, но мне не удавалось ни сбросить его – он был слишком тяжел, ни подняться – пол шел под уклон… Мне оставалось жить всего ничего…
И вдруг прямо передо мной оказалась пара ног. Два красных ботиночка. Один подталкивает ко мне обломок сталактита. Из последних сил хватаю его, стискиваю, замахиваюсь и с диким воплем втыкаю каменное острие между лопатками убийцы, чувствую под рукой тепло его тела, слышу его предсмертный хрип.
Он рушится на меня – безвольно и страшно, как забитое животное.
Я выбрался из-под трупа, медленно распрямился, держась за горло, кашляя и едва не плача.
И девочка кинулась в мои объятия. Я почувствовал аромат ее волос, ощутил биение ее сердца… Она была живая. И она только что спасла мне жизнь.
– Мне надо еще кое-что сделать… – прошептал я, мягко опуская ребенка на землю.
– Давай, мой Франк… Давай…
Я опустился на колени рядом с неподвижным телом – такой молодой, жить бы и жить, – перевернул его.
Африканская маска в белом луче прожектора поблекла, ее застывшие черты ужасали, напоминая о страшном гневе старого колдуна вуду.
Я потянул за кожаный шнурок, маска соскользнула, открыв очень красивое лицо с чистыми чертами… Лицо мальчика, который мог бы быть моим сыном.
Сын, которого у меня никогда не было, дочь, которой никогда не стать взрослой, любимая женщина, которая будет стареть лишь в моих воспоминаниях… Девочки мои, как я люблю вас обеих…