Черкас, где-то завладев конем, с двух рук — мечом и топором рубил наседавших на него татар.

Чуть в стороне под хоругвью стоял Ермак с полусотней и наблюдал за ходом боя.

Мелентий все еще рубился с Алышаем. Оба устали.

— Святитель Микола, неужто терпеть мне этого лихозубого, — упрашивал Мелентий святого.

Алышай тоже что-то прокричал. К нему бросились ордынцы и заслонили его собой.

— Подмогните Мелентию, — указал Ермак Брязге. И десяток казаков, выхватив сабли, бросились попу на выручку.

Спрятавшиеся в стругах казаки из пищалей били в спину продиравшимся на берег ордынцам.

…В ворота Карачин-городка влетело несколько всадников. У мечети Алышай соскочил с коня и бросился вовнутрь. Там он упал на колени перед муллой:

— Аллах всемогущий, отведи гнев! Что скажу я сильнейшему и мудрому Кучуму в свое оправдание? Неверные нас перехитрили.

Мулла, не переставая молиться, проговорил:

— Ничего не скажешь, твою голову он наденет на острый кол, а тело бросит псам. Ты пропустил врага.

Алышай злобно поглядел на муллу и выбежал из минарета.

В ворота городка бегут ордынцы…

Напрасно Алышай хлестал их тяжелой плетью. Он ничего не мог поделать с этим хлынувшим потоком людей, объятых ужасом смерти.

А за ними сомкнутым строем, с развевающимися хоругвями шли казаки.

И Алышай один устремился навстречу казакам. Когда казаки приблизились, он вытащил нож и всадил себе в сердце.

Ермак подошел к нему, встретился с тускнеющим взглядом. Еле шевеля губами, Алышай проговорил:

— Не поведешь меня за своим конем на Русь!

Ермак дал ему попить воды.

— Отходишь? Жалко. Такого воина и на Руси чтут.

Алышай не ответил.

— Сего воина похоронить с воинскими почестями. — Ермак снял шлем и поклонился телу врага.

…С хрустом ломая подросток, валится огромная ель…

…Падает еще одно гигантское дерево. Еще одно…

Татары обрубают мягкие ветви, но оставляют голые метровые сучья, к тому же заостряя их.

По всему лесу — яростный стук топоров.

Урочища Подчеваш — залесенная круча метров в шестьдесят высотой, под которой изгибался подковой Иртыш. Берег метров с полсотни шириной, одним концом песчаная дуга упиралась в неприступные кручи, а другой — в пологий спуск к реке, заросший стеной леса. Тут-то и устраивалась длинная засека…

Маметкул в сопровождении четырех телохранителей медленно и молча объезжал строящееся укрепление.

Неожиданно из-под ветвей вынырнул всадник. Соскочив с коня, он упал на колени перед конем Маметкула.

— О, непобедимый! Не вели казнить за черное известие.

Маметкул положил руку на золотую рукоятку меча, бросил сверху:

— Говори.

— Нечестивый Ермак-атаман совсем близко. Он уже повоевал Карачин-городок. Побил его знатных людей, а черных освободил от дани.

В ярости Маметкул выдернул чуть не до конца из ножен меч.

— Пощади, великий! — взмолился гонец.

Маметкул с лязгом задвинул меч в ножны, бросил коня вперед, чуть не стоптав гонца.

Всадники ринулись за ним.

Остановился Маметкул перед крупным, поросшим травой увалом на вершине.

Было видно, как между шатрами сновали пешие и конные.

По-прежнему со всех сторон доносился стук топоров.

— Ермак ищет дружбы с черными людьми ханства. Но он найдет здесь свою смерть! — яростно прохрипел Маметкул, ткнул плетью в сторону леса. — Разве можно преодолеть такую засеку?