А нашей Конторе пришлось срочно объяснения придумывать. По тому же принципу, что в свое время приход «Воронежа» на север маскировали — утопить правильную версию в куче ложных, чтобы тайна «Рассвета», секрет послезнания, не стал подтвержден. Говорили, что наша советская наука сумела все предсказать — но версия исключительно неофициальная, на уровне слухов, а то спросят наших геологов на каком-нибудь международном конгрессе, какой метод использовали, и что ответить? И про мудрость товарища Сталина, еще в сорок четвертом приказавшего установить для Ашхабада повышенный уровень сейсмоопасности, «а вот были там в прошлом разрушительные землетрясения, отчего сейчас не может произойти»? И, шепотом — про какие-то секретные маневры, когда военные взорвали под землей необычно мощный заряд, а вышло вот это. И просто — что так повезло и все тут: учения, и день совпал, как в лотерее выиграть. И еще с десяток, «сколько слухов наши уши поражают» — как в песне Высоцкого, которую он может быть и тут напишет когда-нибудь?
В университете смена закончилась — на набережной полно молодежи, кому троллейбус ждать не хочется, идут по мосту нам навстречу. Парни многие еще в полувоенном, а среди студенток вижу одетых как я и Лючия — накидки-паруса с плеч летят, юбки-солнцеклеш становятся «мини», взлетая парашютами, косынки и прически треплет — но все это ничего, если красивыми и нарядными хочется быть, парней внимание привлечь, а то выбила мужчин война, «на десять девчонок по статистике девять ребят», или даже меньше? Встретить бы кого знакомого — всматриваюсь в лица, не узнаю. Девять лет прошло, как я в последний раз входила в эти стены. И даже если кто-то из моих однокурсников после Победы решил продолжить учебу — то по годам, уже должен был получить диплом. А мне — не доучиться уже никогда! Ну если только на заочном…
— Ань, ты плачешь? — встревожилась Лючия — что случилось?
По Стрелке Васильевского идем, где бегала я часто, десяти лет не прошло! На автобус экономя, пешком — от университета, мимо военно-морского музея, и через мост Строителей (прим. — сейчас, Биржевой мост — В.С.), на свою Петрограду. Пройти по проспекту Максима Горького, свернуть на Саблинскую, и до Большой Пушкарской, по ней, затем через переулок до Большого, и вот, моя улица Плуталова, где я девятнадцать лет от самого своего рождения прожила! И нет больше моего дома пятиэтажного, фашистская бомба туда попала, умерли мои родители в Блокаду в первую зиму, и соседей многих, кого я там знала, в живых нет — в войну, как вспомню, так злость брала, убивать проклятых фрицев хотелось, ну а сейчас мстить кому… ой, по-бабьи завою, если увижу! И что итальяночка тогда скажет, меня увидев слабой? Так что пойдем мы сейчас не туда, а мимо Петропавловской крепости, до Кировского проспекта, хочу навестить еще одно место знакомое, и можно сказать, святое!
— Нет, ничего — отвечаю — просто пыль в глаз попала. Люся, шляпу держи!
Ай, и моя следом! Кто кого будет знаменитым ленинградским пломбиром угощать? Бегали уже мы сегодня за своими шляпами, на Дворцовой так от колонны почти до самых атлантов которые держат небо — спасибо, постовой милиционер помог поймать! А сейчас нас двое парней выручили — и когда возвращали, со смехом посоветовали: