Стаканы у меня на столе уже имеются. Так же, как и ворох платежек, на которых нужно нарисовать свою закорючку и вернуть их в финансовый отдел.

– Значит, отказываться от иска не собираешься?

– Нет.

– Хорошо подумал?

– Да.

Сообщаю твердо и отрываюсь от компьютера. Не желаю прятать глаза. Транслирую стальную решимость, хоть в озвученных сухим трескучим тоном вопросах завуалирована мрачная угроза.

Уверен, Николай Ильич прибегнет ко всем возможным способам и ухищрениям, лишь бы макнуть меня лицом в грязь и напомнить, что половиной своего состояния мы обязаны их с отцом успешному проекту.

Только манипуляции больше не действуют. Запугивание не работает. Давление не прошибает. Особенно когда все мысли крутятся вокруг недавно обретенного сына, работающей под моим началом Киры и думок о том, как ее вернуть.

Поэтому я размеренно стучу карандашом по столешнице и вываливаю на собеседника то, что разложил для себя по полочкам уже давно.

– Квартира, пусть и купленная по большей части на мои деньги, отойдет Дарье. Альфа Ромео, как подарок, тоже останется ей. Больше в совместной собственности у нас ничего нет. Я не претендую ни на что, кроме развода.

– Какой благородный.

– Что касается Киры, увольнять ее никто не будет. При всем уважении, на этой фирме вы никто и звать вас никак. Дома у себя командуйте, на совместном с отцом предприятии. Здесь не надо.

Ухмыляюсь едко. Засовываю голову в пасть ко льву и получаю вполне закономерное.

– Молчать!

Наполненный гневом окрик волной прокатывается по кабинету и ударяется в барабанные перепонки.

И я замолкаю. Правда, ненадолго. На пару минут. Ровно столько мне требуется, чтобы допить остывающий кофе и поправить манжету рубашки прежде, чем участливо поинтересоваться.

– Может, вам дать контакты клиники? Сердечко обследуете. Нервы подлечите. Там прекрасные специалисты…

– Да пошел ты, щенок! На коленях приползешь прощение у моей дочери просить. Понял?!

Яростно выплевывает Вершинин и поднимается, пиная туфлей ножку кресла. По цвету физиономии сравнивается со свеклой. Сжимает пальцы в кулак и шарахает по столу так, что подпрыгивает его чашка.

Я же сохраняю невозмутимость и снова бесстрастно советую.

– Ну, а к врачу все-таки обратитесь. Со здоровьем шутки плохи.

Удивительно, но Николай Ильич больше ничего не говорит. Проглатывает возмущение и выскакивает из кабинета, грохая дверью так, что она норовит съехать с петель.

У меня же внутри воцаряется буддийское умиротворение. Я не верю в то, что Дашин отец способен на что-то большее, чем облить меня грязью и сорвать пару сделок. Это не страшно. Страшно продолжать дальше плыть по течению и не пытаться перекроить жизнь, которая давно перестала меня устраивать.

За исключением поистине феерического визита тестя, остаток дня проносится без эксцессов. Не косячат айтишники, по струнке ходят продажники, и даже от природы любопытная Жанна сидит у себя за столом, как мышка, и не отсвечивает.

В общем, к вечеру я окончательно расслабляюсь и, убедившись в том, что у мамы с Маришкой все в полном порядке, мчу на арену. От предвкушения покалывает подушечки пальцев, огонь азарта хлещет мощной рекой, а очертания ледового дворца вызывают острую ностальгию.