— Во-первых, спасибо за пиджак. — Говорю я, снимая с себя его вещь, потому что боюсь, что услышав о моей просьбе, он тут же сбежит. Снимаю и понимаю, что это не пиджак вовсе, а куртка. И прикусываю язык.

— А во-вторых? — Спрашивает мужчина, приподняв одну бровь.

И берёт из моих рук свою куртку.

— А во-вторых… — я сглатываю и тут же выпаливаю: — Можете провести со мной вечер? Всего один?

Его лицо каменеет. Доктор медленно вдыхает, расправляет плечи и тяжело выдыхает. Заметно, что он стискивает челюсти, как от зубной боли.

— Двенадцатого октября. — Быстро добавляю я.

Вдруг он решил, что я зову его сейчас в свою палату?

Чёрт… Приглашать его к себе домой вряд ли было уместнее и приличнее…

— Я не могу. — Глухо отвечает он, стараясь не выдать эмоций. И пока я окончательно не провалилась со стыда под землю, быстро добавляет: — Мне не нужны отношения.

Вот в чём дело…

Я уже сожалею о сказанном, но всё равно спешу пояснить:

— Мне и самой они не нужны. Совсем.

Теперь Красавин насупливается. Видимо, пытается, но никак не может понять, чего же я от него всё-таки хочу.

— Просто я не хочу быть в этот вечер одна. У меня день рождения, но это вовсе не поэтому…. Короче, мне больше некого звать.

Эти слова выливаются на него, как ушат холодной воды.

Мы молчим, доктор смотрит на меня сверху вниз, и я совершенно не понимаю, разочаровала ли я его, расстроила или разозлила. А, может, он обиделся? Или смущён моей просьбой?

— Алиса Александровна… — Начинает он. А я проклинаю его манеру время от времени говорить, не используя мимику. Что с маской, что без — абсолютно никаких эмоций на лице в этот момент. Как люди должны понимать, что он чувствует? И чувствует ли вообще?

— Ладно, всё, проехали. — Улыбаюсь я. И, отмахнувшись, бреду к лестнице. — Сделайте вид, что не слышали. Не знаю, что на меня нашло. Обычно я не зову к себе малознакомых мужчин, тем более, своих…

— Я приду. — Обрывает мою речь его фраза.

Я останавливаюсь, боясь обернуться.

Впиваюсь пальцами в перила. Моя грудь высоко вздымается на вдохе и опускается на выдохе, а сердце бьётся, как ошалелое. Что он только что сказал?

— В день рождения очень тяжело быть одному. — Хрипло произносит он. — Я понимаю.

Красавин говорит это так, будто точно знает.

А я слышу его дыхание уже у себя за спиной, и торопливо облизываю пересохшие губы.

— Спасибо… — Мой голос стихает до вкрадчивого шёпота, потому что внизу уже слышатся голоса медработников. — Мой адрес указан в карте, как место фактического проживания.

— Ясно. — Сухо отвечает мужчина. Обходит меня на лестнице, оборачивается и смотрит прямо в глаза. — А теперь вам пора возвращаться в палату, чтобы согреться.

— Да. — Киваю я.

Кажется, он теряет ко мне всякий интерес, но тут же раздаётся вопрос:

— У вас есть тёплые носки?

Что? Носки?

Не знаю.

Перехватываю его взгляд, направленный на мои ноги, обутые в открытые тапочки.

— Наверное. — Бормочу я.

— Наденьте. И сразу под одеяло. — Звучит как приказ.

— Хорошо. — Соглашаюсь я.

Дальше мы спускаемся в полной тишине.

Ну, почти.

«Бам, бам, бам» — моё бессовестное сердце собирается меня выдать!