— Да. — Соглашаюсь я. — Спасибо.

— А реветь тут нечего, Алиса. — Вдруг строго говорит Алла Денисовна и, выпрямившись, устремляет свой взор на меня. — Ты — ценный сотрудник и успешная женщина. В наше время мать-одиночка не что-то ущербное и неполноценное, я уверена, ты добьёшься больших успехов в карьере.

— Правда? — Я часто-часто моргаю от удивления.

— Конечно. Я же добилась. — Она с гордостью указывает на себя.

— Вы?

— Я. — Кивает начальница. — Моему сыну пятнадцать. Я когда начинала работу в журнале, дважды в день бегала в ясли его грудью кормить, недоедала, недосыпала, а сейчас всё проще, перед тобой открыты все возможности: будешь хорошо работать, наймёшь няню, устроишь малыша в частный садик — у нас в соседнем крыле имеется такой для наших сотрудников. Несколько раз в день будешь приходить туда, кормить его, навещать. Ничто в наше время не мешает женщине быть успешной, и не надо ставить на себе крест, поняла?

— Так вы меня не увольняете? Я думала…

— Будешь работать столько, сколько будешь чувствовать в себе силы. — Улыбается она. — Хоть до самых родов! А по поводу Никиты этого я тебе так скажу: я с этими павлинами из шоу-бизнеса, капризными, пафосными и не в меру зазвездившимися, имею дело уже не первый год, и у меня имеются обширные связи. Считаю, что ты должна если не хитростью, то силой заставить Дубровского помогать ребёнку материально: это его долг, почему ты обязана одна гнуть спину? Не умеет предохраняться, так пусть содержит! А не захочет, я знаю нужных людей, у которых имеются рычаги давления на такое молодое талантливое хамьё, как этот Никита. Пусть несёт ответственность! А мы тебе поможем.

— Алла Денисовна, вы такая… — у меня перехватывает дух, — я даже и не знала.

Женщина позволяет себе ещё одну улыбку.

— Только никому не рассказывай. Я должна оставаться для всех Барракудой: злой и беспощадной. Никто не должен знать моих слабых мест, иначе мне не удастся держать всё в кулаке. Никто не станет воспринимать всерьёз женщину, если показывать свою слабость. Нужно быть сильной, Кукушкина, слышишь? — Она сжимает руку в кулак. — Сильной!

Значит, она знает про Барракуду. Упс.

— Да, я буду. — Воодушевлённо киваю я. — Буду сильной. Спасибо, спасибо вам! Спасибо, что поддержали!

Улыбка слетает с её лица. Какая-то секунда, и ничто больше не намекает на то, что она там была.

— Иди-ка, умойся, и продолжай работу.

— Х-хорошо. — Вскакиваю я.

— Ах, да. — Останавливает она меня и брезгливо указывает на мой рукав. — И постирай пиджак, Кукушкина! Мы всегда должны держать марку!

— Вадим… Вадим! — Шепчет кто-то.

У меня с трудом получается открыть глаза.

— Прости, не хотела тебя будить.

Полина. Стоит в дверях спальни и боится подойти ближе.

— Что случилось? — Я сажусь.

— Я ухожу. — Мнётся она.

— Да. Я видел твою записку на кухне. — Киваю я, потирая ладонями лицо.

Вчера, когда я вернулся с работы, на столе лежала записка, в которой Полина объясняла, что нашла съёмную квартиру и место в одном из архитектурных бюро. Она писала о том, что больше не побеспокоит меня.

— Я пришла забрать свои вещи. — Говорит девушка, взволнованно теребя шарфик.