— Да ничего. — Всхлипываю я.

И утираю лицо рукавом. Светлая ткань пиджака щедро впитывает и мои слёзы, и косметику, и даже сопли.

— Держи. — Подаёт мне салфетку Барракуда. Она брезгливо морщится, но всё же её голос звучит непривычно тепло и мягко. — Говори, что там у тебя стряслось, Алиса?

Моё имя из её уст это тоже так непривычно. Я раньше думала, что для того, чтобы вспомнить его, ей придётся пролистать всё моё личное дело.

— Ничего. — По-детски капризно отвечаю я.

Я устала быть сильной, и мне хочется, чтобы меня просто оставили в покое.

— Я ведь не глупая. — Говорит Барракуда. Придвигает кресло на колёсиках и садится рядом. — Вижу, что ты в последнее время сама не своя. Отлучаешься на полдня, ходишь то рассеянная, то напряжённая, переживаешь.

— Я…

— И то, что вырвало тебя прямо в офисе, я тоже знаю. — Вдруг добавляет она.

Я поднимаю испуганный взгляд.

— Влад донёс?

— Нет. — Аллочка качает головой. В этот момент её лицо впервые не напоминает чертами холодный лик статуи. — Неважно кто. Это ведь правда, да?

— Угу. — Киваю я.

— Мне ли не знать, что может значить такое. — Женщина кладёт руку на стол и постукивает ногтями по полированной поверхности. — Ты беременна, да?

— Да. — Признаюсь я.

Шмыгаю носом, и меня накрывает новой волной слёз.

— Ну, тише-тише. — Она неуверенно касается моего плеча и похлопывает. — Что именно тебя расстраивает?

Я принимаюсь ещё громче всхлипывать.

— Вы! Вы ж меня выгоните! А я вот — беременна. И одна. А отец ребёнка, он… мы ему не нужны, он нас бросил! И у него уже и другая есть.

Алла Денисовна придвигает мне стакан:

— На, выпей ещё.

Я послушно пью, и мои зубы громко стучат о стекло.

— А отец… — Она покашливает.

— Никита! — Выпаливаю я. — Дубровский! Ну, всё, теперь вы меня точно уволите. — И моему пиджаку приходится принять в себя новую порцию косметики и слёз. Ну, и соплей — куда без них.

— Вот как… — Барракуда задумчиво откидывается на спинку кресла. Похоже, ей необходимо переварить услышанное. — Тогда понятно, почему он так на тебя смотрел в ресторане. Понятно… А цветы от кого?

— От него. — Мычу я, вспомнив про салфетку. Беру её и прикладываю по очереди к каждому глазу. — Не знаю, что ему нужно. Но после всего, что было, я точно его не прощу!

— Ясно. — Женщина закидывает ногу на ногу и начинает покачиваться в кресле. — Ясно.

Теперь точно уволит.

— Простите меня, Алла Денисовна, я знаю, что мне нельзя было связываться с ним. Да и запрещено нам с теми, с кем работаем.

— Почему запрещено? Такого правила нигде нет. Каждый свою жизнь устраивает, как хочет. — Вдруг говорит она.

Я поднимаю взгляд.

— Да я не собиралась с ним крутить из-за того, что он известный, я же влюбилась — по уши. Честно!

— Конечно. Он молодой, приятный. Голову, кому хочешь, вскружит. — Начальница задумчиво смотрит в глянцевый потолок.

— Сначала мы тайно встречались, потом я к нему переехала. А когда сказала, что беременна, он меня выгнал. — Я постепенно успокаиваюсь, но меня всё ещё потряхивает. — Банальная история…

— Ну и гад! — Презрительно бросает шефиня, продолжая постукивать пальчиками по столу.