Он тут же рухнул в кресло, закрыв лицо руками.

— Я не могу дать ей счастья, — проговорил он медленно. — Я пытался снова и снова. Сегодня утром мы повздорили из-за завтрака — я в последнее время завтракал в городе и… в общем, как только я отправился в контору, она ушла из дома и уехала на Восточное побережье к матери, забрав Джорджа и прихватив чемодан кружевного белья.

— Гарри!

— И я не знаю…

Захрустел гравий — к дому подъезжала машина. Роксана вскрикнула:

— Доктор Джуит!

— Тогда я…

— Подожди, ладно? — отрешенно перебила она; он понял, что его проблема уже канула в зыби на взбаламученной поверхности ее ума.

Последовала неловкая интерлюдия — невнятные, сбивчивые представления; потом Гарри вслед за остальными вошел в дом и глядел им вслед, пока они поднимались по лестнице. После этого прошел в библиотеку и сел на большой диван.

Целый час он следил, как солнечный свет карабкается вверх по узорчатым складкам ситцевых занавесок. В полной тишине жужжание осы на внутренней стороне оконной рамы казалось надсадным гулом. Время от времени сверху доносилось другое жужжание, — казалось, там бились об оконную раму несколько ос покрупнее. До него долетали тихие шаги, позвякивание бутылок, плеск переливаемой воды.

Что такого они с Роксаной совершили, что жизнь решила так жестоко их наказать? Наверху происходило дознание по делу о душе его друга, а он сидел в тихой комнате, слушая плач осы, — это напомнило ему детство, когда строгая тетка заставляла по часу сидеть на стуле в наказание за какой-нибудь проступок. Но кто заставил его сидеть здесь? Какая безжалостная тетка склонилась к нему с небес и наказала его — за что?

По поводу Китти он испытывал гнетущую безнадежность. Слишком дорого она стоила — и это было непоправимо. Вдруг накатила ненависть к ней. Хотелось швырнуть ее на пол и пинать ногами, высказать ей, что она обманщица и тварь, что она неряха. И еще — что она должна отдать ему сына.

Он встал и принялся расхаживать по комнате. И сразу же услышал, как кто-то идет по коридору у него над головой, точно в том же темпе. Он так и гадал, до конца ли они пройдут в ногу, пока тот, над головой, не добрался до прихожей.

Китти уехала к матери. Ну, помогай ей Боже — маменька у нее еще та. Он попробовал вообразить себе сцену встречи: оскорбленная супруга падает матери на грудь. Вообразить не получилось. Невозможно было поверить, что Китти способна на глубокие переживания. Он уже успел привыкнуть к мысли, что она бесчувственна и бездушна. Разумеется, она получит развод, а потом снова выйдет замуж. Он стал размышлять об этом. За кого она выйдет? Он горько рассмеялся, потом оборвал смех; перед глазами мелькнула картинка — Китти обнимает мужчину, лица которого ему не разглядеть; Китти прижимается губами к чужим губам с неподдельной страстью.

— Боже! — выкрикнул он. — Боже! Боже! Боже!

А потом картинки пошли стремительной чередой. Китти, которую он видел этим утром, исчезла; грязное кимоно свернулось и растаяло; надутые губки, вспышки гнева, горючие слезы — все это смыло. Перед ним опять была Китти Карр — Китти Карр с рыжеватыми волосами и огромными младенческими глазами. И она когда-то любила его, она его любила.