А вот и Никольская башня.

Вроде здесь нужно ждать Кагановича…

Да ну, чушь какая! Не будет она без Аси ничего делать. А сейчас не стоит здесь торчать – лучше обойти кремль по круговой дороге, над Зеленским съездом, посмотреть на сизую волжскую волну, на Стрелку, на тающий в дымке левый берег…

Она ступила уже на дорогу, как вдруг милиционер выскочил из своей будочки и дико вскрикнул.

Ольга замерла. Рядом взвизгнули тормоза, и около ее бедра, приткнувшись к нему, словно громадный лакированный зверь, замерла «эмка», из которой на нее смотрели ошарашенный шофер и мужчина в военной фуражке, но в черной «тройке» и при галстуке. Его близко посаженные глаза были полны ярости.

Ольга отпрянула, покачнулась и чуть не упала. Женя покрепче ухватилась за ее шею и вдруг громко засмеялась, широко раскрывая беззубый розовый ротик.

Человек в фуражке перевел на нее взгляд. Ольга обратила внимание на его усы – в точности как у Сталина на портретах. Только этому человеку его усы казались как бы велики, словно он взял их у кого-то взаймы, и законный владелец этих усов имел и лицо пошире, и нос покороче.

Каганович! Сколько раз Ольга видела его портреты в газетах!

– Хорошенькая девочка, – проговорил он высоким голосом, чуточку гнусавя. – Еврейка?

– Да, – неожиданно для самой себя выпалила Ольга.

– Чья, твоя?

– Нет, я только нянька.

– А родители кто?

– Юлий Моисеевич, нам надо проезж… – заикнулся было шофер, однако Каганович только дернул в его сторону усом, и шофер замер на полуслове, словно онемел.

– Родители кто? – повторил Каганович.

Ольга перевела дыхание. Женя смеялась, агукала, не сводя глаз с шевелящихся при каждом слове усов.

«На гусеницу усы похожи, вот на что!» – вдруг поняла Ольга, и почему-то от этой догадки ей стало легче.

– Ее отец – Василий Васильевич Васильев, из речного пароходства, он в Павлове работал в то время, когда вы там были… – Она запнулась.

– Ответсекретарем укома[69] партии, – подсказал Каганович. – Васильев, говоришь? Помню, толковый парень, хороший партиец. Но он русский. А жена его… Жена его вроде тоже русская? Как же…

– Девочка у них приемная, – пояснила Ольга. – Я ее в Москве нянчила. Мать ее умерла, дочка осталась сиротой, вот я и привезла сюда…

Она опасалась вопросов – мол, что за родители были, как фамилия, – однако Каганович следил глазами за Женей и щурился, словно кот.

Никаких вопросов не последовало.

– Понятно, – наконец кивнул Каганович. – Ну, повезло Васильеву, хорошая малышка ему досталась. Очень мне мою дочь напоминает, Розочку, маленькую. Правда что розочкой была… – Он неожиданно мягко усмехнулся. – А теперь шестнадцать лет, одни колючки! Ну, ты передавай Васильеву привет.

– Васильев арестован, – быстро сказала Ольга. – Он содержится в Крестовоздвиженском монастыре. Но он ни в чем не виноват, его оклеветали. Андреянов Анатолий Николаевич – вот кто оклеветал!.. Василий Васильевич ни в чем не виноват. Спасите его! Его жена без него погибнет, Женечка опять сиротой останется… Пожалуйста, спасите его…

Голос ее пресекся.

Женя резко повернулась, взглянула на Ольгу – и вдруг залилась слезами, смешно замахала руками, пытаясь вытереть глаза и всхлипывая.