– Слава богу, очнулся, – прошептала она.

«Она меня правда целовала, или это только почудилось?» – подумал Гроза, глядя в ее заплаканные глаза.

Лиза вдруг резко покраснела, и он понял: правда! Она поняла его мысли и ответила: «Да!»

Гроза приподнялся, потянулся к Лизе, однако в это мгновение открылась дверь и вошел Трапезников, держа в руках «Правду», главную газету большевиков.

Взглянув на него, Гроза обмер: Николай Александрович постарел лет на десять!

Гроза даже испугался: неужели он пролежал в беспамятстве годы и годы?! Но ведь Лиза не изменилась, только видно, что плакала много…

По нему плакала? Беспокоилась за него? Эх, не вовремя зашел ее отец, ему бы погодить чуточку!

И тут же Гроза прогнал мучительно-восхитительные ощущения и снова задумался: что же случилось с Трапезниковым?!

А тот с досадливым выражением качнул головой, как бы понимая изумление Грозы и предупреждая ненужные вопросы, и развернул «Правду», которую держал в руках:

– Это официальный бюллетень правительства о ранении Ленина. Слушай, Гроза: «Констатировано два слепых огнестрельных ранения: одна пуля, войдя над левой лопаткой, проникла в грудную полость, повредила верхнюю долю легкого, вызвав кровоизлияние в плевру, и застряла в правой стороне шеи выше правой ключицы; другая пуля проникла в левое плечо, раздробила кость и застряла под кожей левой плечевой области, имеются налицо явления внутреннего кровоизлияния. Пульс 104. Больной в полном сознании. К лечению привлечены лучшие специалисты-хирурги».

– Только ранен… – ошеломленно протянул Гроза. – Все попусту! Столько сил… А как Дора?

– Арестована, – сухо сообщил Трапезников. – Но она знала, на что шла, и шла с охотой. Другое дело, что ее жертва оказалась напрасной, и мы не смогли ей помочь добиться того, что было задумано. Ты вообще помнишь, что происходило? Помнишь, почему все вдруг сбилось?

– Я не знаю, – сказал Гроза, приподнимаясь на локтях. – В моем сознании как будто звучал чей-то голос… Он мне страшно мешал, он заглушал ваши сигналы. Он что-то произносил, так размеренно, веско… Но я ни слова не помню!

– Он читал отрывок из повести Куприна «Поединок», – сказал Николай Александрович.

– А Куприн тут вообще при чем? – чувствуя себя круглым дураком, пробормотал Гроза.

– Разве ты не помнишь, о чем шла речь? – остро глянул на него Трапезников.

Гроза качнул головой.

– Ну так послушай еще раз. – и Трапезников на память произнес: «Все на свете проходит, пройдет и ваша боль, и ваша ненависть. И вы сами забудете об этом. Но о человеке, которого вы убили, вы никогда не забудете. Он будет с вами в постели, за столом, в одиночестве и в толпе. Нет, убийство – всегда убийство. И важна здесь не боль, не смерть, не насилие, не брезгливое отвращение к крови и трупу, – нет, ужаснее всего то, что вы отнимаете у человека его радость жизни. Великую радость жизни!» Вспомнил?

Гроза кивнул.

– Остальное – все в том же роде, – продолжал Трапезников. – Ты понимаешь? Он пытался остановить нас, предупредить нас, но, судя по тебе, у него ничего не получилось?

– Это я Ленина должен был пожалеть? – возмущенно воскликнул Гроза. – Ничего себе! А он детей государя императора пожалел? Нет! Со мной у него ничего не получилось!