Но Шень Ди по-прежнему останавливала неизвестность: а вдруг принцесса все же сидит внутри самодвижущейся железной колесницы?

Ведь если Бин Назим узнает, что его невесту при попытке освобождения сожгли заживо, оправданий выслушивать он не станет… Головы полетят у всех! И хорошо если только головы…

Поэтому мы позволили Уфимскому совершенно беспрепятственно закончить монтаж магического зеркала, вновь занять кресло механика-водителя, развернуть танк на месте и покатить назад, в Храм.

Я провожал запыленную корму танка задумчивым взглядом, когда среди черных колонн Храма блеснул условленный сигнал, поданный Тутарбаном.

Голем сообщал радостные вести: принцесса в Храме, он освободил ее, и теперь они вместе попробуют выбраться наружу!

Но это же значило, что… что по танку можно стрелять!

Шень Ди немедленно отдал приказ расчету солнечной пушки, состоящему из четырех «черных верблюдов» и двух адептов Кадама.

Я никогда еще не видел работы солнечной пушки так близко.

Даже не знаю, что сказать… Это походило одновременно на взрыв какого-нибудь там тахионного реактора из фантастического фильма, на удар многотонного механического пресса и на… пыхтение самогонного аппарата в процессе производства ценной жидкости!

Свет, пар, гром и молния – всё это перемешалось в тигле солнечной пушки и раскаленным копьем ударило вдогон улепетывающему «Черчиллю»!

Увы, в первый раз мы промазали.

Сгусток энергии, разминувшись в каком-то разнесчастном метре с боком «Черчилля», воспламенил целое гороховое поле.

Если бы наш промах дал, так сказать, камуфлет и проницательная бестия Уфимский не заметил, что по нему стреляют, то расчет солнечной пушки получил бы шанс повторить попытку.

Но доктор, увы, отреагировал на нападение немедленно!

«Черчилль» сразу же остановился и развернул башню в корму.

Черное жерло пушки шевельнулось, нащупывая цель. Блеснула оранжевая вспышка, от «Черчилля» разошлась концентрическая волна пыли, и снаряд ударил в дерево за спиной у расчета…

Во все стороны брызнули осколки.

В следующий миг я осознал, что лежу на земле, придавленный ручищей дяди Вовы, и что у меня перед носом, адски кувыркаясь, пролетает какая-то блестящая штуковина из начинки солнечной пушки…

«Бесславный конец славного агрегата», – подумал я меланхолично.

– А Уфимский-то каков гад? На «Ретивом» ботаника из себя строил, чтоб не сказать задрота… Чуть ли не заикался там, в кают-компании… В общем, дрянь-человечишко как он есть… А на деле – и танк водить умеет, и стреляет метко… Гений зла! Может, это все-таки не он? – с надеждой спросил дядя Вова, приподнимаясь на локте.

– Может, и не он, – вздохнул я. – Хотя какая нам, в сущности, разница?

Как стало ясно позднее, в ту минуту Уфимский был бесконечно близок к осуществлению своих коварных замыслов.

Точнее сказать, полагал, что бесконечно близок.

Поскольку он еще не знал, что принцесса Амита похищена Тутарбаном и убрана из фокуса телепортера, где он собственной рукой приковал ее на цепь.

В общем, Уфимский спешил попасть в свое светлое будущее. А потому не стал придавать инциденту с солнечной пушкой статус «красный код», как сказали бы наши американские заклятые партнеры.