Джон моргнул.

— Вы хотите, чтобы парламент платил королю? Чтобы король стал слугой парламента?

Сесил кивнул.

— Все лучше, чем год за годом бесконечные пререкания по мелочам, когда они требуют от короля сменить фаворитов, а тот требует больше денег. Все, что угодно, лучше, чем это. Для подобных ежегодных игр в попрошайничество королю нужно иметь море обаяния, а Яков в этом смысле совсем не похож на Елизавету.

— Может, вы отдохнете и вернетесь к делам позже? — настойчиво предложил садовник.

Глаза из-под тяжелых век остановились на лице Джона.

— Ты что, подвизался аптекарем?

— Но разве вы не можете передохнуть?

Поморщившись, граф протянул руку своему слуге; даже этот простенький жест явно причинял Сесилу боль. Джон взял руку так нежно, как обычно держал малыша Джея, пока тот спал. Машинально он накрыл ладонь хозяина другой рукой и почувствовал, как холодны пальцы графа и как слаб пульс.

— Я выгляжу настолько больным?

Традескант замешкался. По лицу Сесила промелькнула улыбка.

— Ну же, Джон, — почти прошептал он. — Ты всегда гордился тем, что говоришь правду, не превращайся сейчас в придворного.

— Вы выглядите очень больным, — подтвердил Джон тихо.

— Смертельно больным?

Во взгляде хозяина, брошенном из-под тяжелых век, Традескант уловил желание услышать правду.

— Я в этом не разбираюсь, но, по-моему, да.

Сесил слегка нахмурился, и садовник крепче сжал его тонкую ледяную руку.

— Мне так много нужно успеть, — вздохнул государственный секретарь.

— Подумайте сначала о себе, — наставительно произнес Джон. — Прошу вас, милорд. Подумайте о себе.

Наклонившись, граф прижался щекой к теплому лицу Традесканта.

— Ах, Джон, — мягко промолвил он. — Как бы я хотел обладать хоть частью твоей силы!

— Дал бы мне Господь возможность поделиться с вами силой, — отозвался Джон.

— Поехали со мной, — предложил граф. — Прокатимся, ты опишешь мне, что посадил, как будет выглядеть сад. Пусть даже он вырастет после нас. Расскажешь мне, как все расцветет через сто лет, когда нас уже не будет на свете. Этот сад переживет нас обоих, и здоровых, и больных.

Традескант забрался в экипаж рядом со своим господином и положил руку на спинку сиденья, защищая Сесила от ударов. Забытая у ворот Элизабет наблюдала, как отъезжает экипаж.

— Ты создал бархатный футляр для моей драгоценности, — заметил граф со спокойным удовлетворением.

Экипаж медленно катился по аллее, вдоль которой выстроились недавно посаженные деревья.

— Мы когда-то вместе начинали и неплохо вместе поработали, Джон.

Сесил умирал в новом прекрасном доме, в великолепной кровати под балдахином. За дверью спальни слуги притворялись, что продолжают выполнять свои обязанности. Они старались не шуметь и расслышать докторов, собравшихся на консилиум. Кто-то советовал отправить графа на воды в Бат — последний шанс на выздоровление. Кто-то считал, что больного нужно оставить в постели и дать ему отдохнуть. Иногда, когда дверь открывалась, слуги слышали тяжелое дыхание Сесила и видели его на высоких, богато вышитых подушках, которые своими яркими расцветками словно издевались над желтеющей кожей графа.