— Вали отсюда. А будут приставать, не ной и не ссысь – сразу бей. Один раз изобьют, другой, а потом решат не связываться.

— Я понял, Бес, спасибо.

Мальчик говорил это уже мне в спину.

Проснулся от тишины. Потапов спал, привалившись к стволу спиной, но судя по не совсем угасшему костру, спал недолго, либо периодически просыпался, поддерживая огонь. Страшно хотелось есть, а вот в остальном чувствовал себя вполне нормально. Для раненого в печень, конечно. Шутка для посвящённых. Хорошо, что таких вокруг нет, а то представил себе рассказ того же Фролова, как раненый в печень командир делает ему операцию. Жёлтый дом будет рад пополнению. И сон ещё этот – какие к чертям космонавты.

Что-то не так, но вот что? Дыхание, слышу дыхание только двоих. Блин, нет! Пульс у Зинчука не прощупывался. Гадство. Да такой конец можно было предвидеть, да что там – можно, это было ожидаемо, но… Мы же были почти не знакомы, так почему слёзы на глаза лезут? Это наверно реакция организма на ранения, да на прочую гору стрессов. Нет во мне сантиментов, я сухарь, я вообще не здешний. Бляха…

Потапов зашевелился, и пришлось срочно закрывать глаза.

— Уже часа два как преставился. Я будить вас не стал. Какой смысл?

Всё равно лежу, глаз не открываю, а слёзы льются по щекам.

— Рана просто болит.

— Ага, понимаю.

Вот и поговорили.

Шевельнулся Фролов и тут же заскрипел зубами.

— Так, Гриха, ты кормить нас собираешься? — наш пулемётчик выглядел не так уж и плохо, а голод вообще прекрасный признак. Наверное.

— Конечно, сходи за хворостом.

— Шутник, блин. Не положено мне, я ранетый в ходовую часть. Командир спит?

— Просыпался, похоже опять уснул.

— А Зинчук?

— Навсегда.

— Хреново, но похоже, шансов у него не было.

— Похоже.

— Ну чего расселся, жрать давай.

— Наглый ты, Мишка, как танк.

— Лучше я бы такой же непробиваемый был.

— Лучше такой же молчаливый.

Ага, вот так с шутками и прибаутками народ встречает Первомай. К смерти товарища ребята отнеслись как-то спокойно, почему тогда у меня глаза на мокром месте? Вроде бы печень отвечает за выработку каких-то, то ли ферментов, то ли гормонов, влияющих на эмоциональную сферу – вот и ответ.

— Чего раскаркались, спать мешаете.

— Товарищ командир, я вот пытаюсь Гришку заставить заняться приличествующей ему деятельностью, то бишь уходом за мужской частью нашего коллектива…

— А в морду?

— Не имеешь права, сёстры милосердия не дерутся.

— Сейчас точно кто-то без жратвы останется.

— Всё, хватит. Потапов с тебя завтрак и могила.

Повисло молчание. Потапов тяжело встал, видно тело затекло, и отправился за дровами, а на мою долю пришлось открывание банок. Фролова заставил резать хлеб, также доставшийся от эсэсовцев.

— Смотрите, товарищ командир, тут дата на упаковке.

Точно такая же упаковка от хлеба, что достался от охранников на первом мосту. И правда, дата пропечатана – март тысяча девятьсот тридцать девятого года.

— Не зачерствел?

— Нет, мягкий, и даже пахнет.

— Ну и ладно, значит есть можно.

Еды нам оставили с запасом, что понятно – и забота о товарищах, которым неизвестно сколько куковать, и тащить на себе меньше. Двойная польза.