— Дела! Недаром говорят, что от копеечной свечи Москва сгорела, — отметил солидного вида чиновник, тот, что говорил о пользе трезвости. — Вот так жил человек и помер. Интересно, много их там, — он кивнул на золу, — было? От холопов никакого толку, никто ничего не знает.

Я мог кое-что сказать по этому поводу, но не стал вмешиваться. Если выяснится, что я последним покинул хмельную компанию, неизвестно, как подьячие повернут дело.

Больше, судя по всему, комиссии здесь делать было нечего, но уходить никто не спешил, все чего-то ждали.

— Интересно, когда боярина хоронить будут? Человек богатый, уважаемый, поминки должны знатные справить.

— Сама-то Наталья Прохоровна как? Воет, поди?

— Чего ей выть, от папаши освободилась, теперь сама себе хозяйка.

Дальше разговор направленности не менял, комиссия обсуждала перспективную сироту. Наконец бессмысленные высказывания перешли в конкретные:

— Когда к столу-то позовут? — сердито спросил начальник и покосился на меня, видимо, как на представителя местного населения.

— Пора бы, — поддержал его кто-то из комиссии, — мертвым мертвое, а живое живым. Я с утра во рту маковой росинки не держал.

Намек был прозрачный, и я вернулся в господский дом, передать хозяйке пожелания гостей. Холопы и дворовые слуги попусту слонялись по двору. В самом доме тоже никто ничего не делал, и было такое впечатление, что сегодня выходной или праздничный день. Я остановил какую-то девушку, которую видел вместе с Натальей, и спросил, где боярышня.

— У себя, воет, — мотнула она головой в сторону второго терема, стоявшего по другую сторону господской избы, параллельно нашему с Ваней.

— Покажи дорогу, — попросил я.

Девушка кивнула и скоро пошла вперед. Мы поднялись по такой же, как наша, утлой лестнице. Девичья светелка была чуть больше гостевой и даже слегка обставлена. Наталья в черной поневе сидела возле окна и грустно смотрела вдаль. Правда, далей за толстыми тусклыми стеклами узкого оконца видно не было, но она куда-то все-таки смотрела.

— Там приехали приказные разбираться с пожаром, — сказал я, — ждут, когда их будут кормить.

Боярышня посмотрела на меня трагическим взглядом и тихо сказала:

— Вот видишь, как приключилось! Помер-таки мой батюшка, недаром мне было такое видение!

— Да, конечно, только что делать с приказными? Они сейчас на пожарище, пытаются понять, отчего сгорела веселая изба.

Наталья вздрогнула и посмотрела мне прямо в глаза. В них был самый натуральный испуг.

— Чего это они здесь вынюхивают? — слишком резко для только что осиротевшей дочери спросила она.

— Не знаю, наверное, так полагается. Ты прикажи их хорошо накормить и напоить, они и уедут восвояси.

Наталья сосредоточилась, видимо, пытаясь въехать в ситуацию, слабо улыбнулась:

— Ты пойди, сам распорядись.

— Но я же здесь у вас ничего не знаю!

— Скажи Миронычу, пусть он прикажет.

Мироныча, скорей всего управляющего, человека которому она приказала организовать тушение пожара, я видел. Осталось только его разыскать.

— Хорошо, пойду искать Мироныча.

— Ах, иди куда хочешь, — раздраженно сказала боярышня. — Что вы все ко мне пристаете, не мешайте плакать!