— Небось братом Исайей наречён? — хмуро уточнил он.

— Смышлён… — повторил Селукович, остро и внимательно поглядывая на Олега. — Да, я терциарий и зовусь братом Исайей, чем и горжусь. Брата Иоганна выпустил я, поскольку брат Савватий не справился бы…

— Савватий? Савенч, что ли?

— Смышлён! — усмехнулся брат Исайя. — Времени у нас мало, Олег, а выбор у тебя невелик — либо ты присоединяешься ко мне, заменив Иоганна, либо…

— Либо я стану четвёртым трупом, — договорил Сухов понятливо. — Как Джарчи.

— Бог свидетель, — вздохнул брат Исайя, искренне сокрушаясь, — не хотел я его смерти. Но и своей не желал. Тоже пришлось выбирать…

— Последний вопрос. Это ты приказал Бэрхэ-сэчену не преследовать меня?

— Я, — признал Изай Селукович. — Надеялся поначалу, что ты примкнёшь к нам, а после привык… Так что ты выбрал? — спросил он, поигрывая саблей.

— А то ты не догадался! — фыркнул Олег, выхватывая клинок.

Они сошлись, скрестив сабли, и начался бой, победы в котором Сухов не желал, но вынужден был победить — жизнь была дороже дружбы. «Тоже пришлось выбирать…»

Изай Селукович пал на первой же минуте. То ли промах допустил, то ли что, но Олегова сабля втесалась в голову брату Исайе, рассекая ухо под кромкой шлема. «Дуулга…»

Арбан-у-нойон упал и раскинул руки. Его широко открытые глаза были устремлены в тёмное, засеревшее небо, но уже не примечали рождения зари. Брат Исайя умер.

Гнев Гуюк-хана не поддавался описанию. Достаточно сказать, что двоих кешиктенов он зарубил лично, обвиняя в ротозействе, а прочих погнал на поиски Бэрхэ-сэчена. Но тщетно — и брат Иоганн пропал, и брат Савватий исчез.

Князь Александр Ярославич поспешил отъехать, дабы не напрягать обстановку своим присутствием. Олег с Пончиком и Вахрамеем покинули стан вместе с дружиной.

Серегерский путь доводил до самого Новгорода, был он широк и удобен. Но — зимою. Через месяц, в апреле, снега начнут таять, тронется лёд на реках, и эта дорога, что гордо именуется княжеским большаком, раскиснет, превращаясь в настоящую штурмполосу, топкую, заболоченную, в которой и коню утонуть недолго. И так до следующих холодов.

Впрочем, никто и не водит обозы по теплу, летом для этого реки существуют и озёра, коих в этом краю не счесть. А пока дружина княжеская одолевала версту за верстой по набитому тракту, изъезженному полозьями саней, истоптанному копытами. Переночевав в маленьком монастыре, Александр Ярославич, Олег Романыч, Александр Игоревич и иже с ними продолжили своё путешествие, в разгар дня выехав к стенам новгородским, прикрывавшим с востока Неревский конец.

— Чем-то на Рязань похоже, — оценил Пончик, — и на Владимир.

— На Владимир больше, — сказал Олег. — Гляди, ворота где.

Неревские ворота открывались в теле кургузой квадратной башни, исполненной не из дерева, а из камня, благо плитоломища располагались неподалёку, на берегу Ильменя.

Стражники криком приветствовали князя, а тот лишь гордо улыбался. И вот Сухову открылся Новгород Великий, стольный град могучей северной республики, жители коей были столь вольны и независимы, что кланялись только Господу одному, всему миру бросая вызов: «Кто против Бога и Великого Новгорода?!»