Тамари сказал, что замолвит за меня словечко, но я должен действовать через официальные каналы. Я пытался. Вооружившись рекомендациями Тамари и Сила, дважды записывался на прием к представителю Организации освобождения Палестины в здание на Грин-стрит в Мейфэре, где сидели и другие представители Лиги арабских государств, дважды меня со всех сторон осматривали мужчины в черных костюмах у входа, дважды держали в стеклянном саркофаге, просвечивая в поисках спрятанного оружия, и дважды вежливо выпроваживали — в связи с обстоятельствами, от представителя ООП не зависящими. Очень может быть, что эти обстоятельства действительно от него не зависели. Месяцем ранее его предшественника застрелили в Бельгии.

В конце концов я все равно вылетел в Бейрут и забронировал номер в отеле «Коммодор», поскольку он принадлежал палестинцам и был известен тем, что там снисходительно относятся к журналистам, разведчикам и тому подобным видам человеческой фауны. Пока я исследовал только израильскую сторону. На протяжении нескольких дней встречался с представителями израильских сил спецназначения, сидел в уютных кабинетах, беседовал с шефами израильской разведки — прежними и действующими. А управление по связям с общественностью Организации освобождения Палестины в Бейруте располагалось на разоренной улице и было окружено кольцом из стальных рифленых бочек с цементом. Вооруженные мужчины у входа, в любой момент готовые нажать на спусковой крючок, увидев меня, нахмурились. В сумрачной приемной вниманию посетителей предлагались пожелтевшие пропагандистские журналы на русском языке, а в витрине, под растрескавшимся стеклом лежали шрапнель и неразорвавшиеся противопехотные бомбы — их привезли из лагерей палестинских беженцев. К отсыревшим стенам были приколоты кнопками фотографии с загнутыми краями, запечатлевшие трупы зверски убитых детей и женщин.

В святая святых — рабочем кабинете представителя ООП мистера Лапади — оказалось ненамного веселее. Он сидел за столом — у левой руки лежал пистолет, рядом стоял «калашников» — и тяжело смотрел на меня поблекшими, измученными глазами.

— Пишете для газеты?

И для газеты тоже. А вообще книгу пишу.

— Вы антрополог?

Я писатель.

— Хотите нас использовать?

Понять ваши мотивы, узнать о них из первых рук.

— Вам придется подождать.

И я жду, день за днем и ночь за ночью. Лежу на кровати в своем номере и поутру, когда светает, считаю дырки от пуль в занавеске. После полуночи забьюсь в бар «Коммодора» в погребе и слушаю рассуждения изможденных военкоров, забывших, что такое сон. А однажды вечером в столовой «Коммодора», душной, похожей на пещеру, ем фаршированный блинчик сантиметров этак двадцать пять длиной, и тут подходит официант и взволнованно шепчет мне в ухо:

— Наш Председатель сейчас с вами встретится.

Сначала я думаю, что председатель — это директор отеля. Он собирается меня выставить — или я не оплатил счет, или оскорбил кого-то в баре, или директор просто попросит подписать ему книгу. Но постепенно до меня доходит. Я следую за официантом через вестибюль, выхожу на улицу под проливной дождь. Вижу «вольво-универсал» песочного цвета, задняя дверца открыта, рядом застыли вооруженные бойцы в джинсовых костюмах.