А Градский реально один. Поэтому не сможет поставить свою оперу на сцене – сам поет ведущие партии за неимением лучших исполнителей.

Аплодирует же нашему герою не ущербная медийная среда, которая в поте лица трудится над созданием пресловутого «общественного мнения», а люди «с рецептором», те, что умеют отличать настоящее от фальшивого.

Градский – настоящий человек Возрождения еще и потому, что не заплатил за свою гениальность «помешательством» (всем известный доктор Ломброзо был уверен, что гений и помешательство одно и то же – тому многие гении послужили доказательством). Александр великолепно социально адаптирован, у него были и есть чудесные, «штучные» жены, растут красивые, талантливые дети, единственная проблема которых заключается в том, что, родись они в любой другой семье, отец был бы счастлив, что его потомство столь одарено: музицирует, рисует, поет, соображает… Но с высоты самого Градского все это так, «ничего особенного», поэтому сын и дочь гения знают лучше, чем кто-либо, что в тени больших деревьев исключительно трудно расти.

Глядя на феномен Градского, видишь воочию, до какой же степени люди не равны. Никогда не были. И никогда не будут. И те, что «равнее» по Оруэллу, всегда будут свиньями.

Уныло было бы полагать, что мы так и сгинем в свинском мире, где не на кого будет равняться и некем будет восхищаться, но появление из Вечности таких Гаргантюа, как Градский, спасает от чувства экзистенциальной тоски. Обозревая сие «человекособытие», начинаешь верить, что мир еще одумается, оглянется назад и догадается, где и когда отклонился от того «третьего течения». И homo sapiens’ы научатся наконец, не страдая от чувства ущербности, гордиться тем, что реально красивее, талантливее и во всех смыслах лучше среднего статистического. Научатся ценить гения, пока он с нами, хотя ему, в силу бессмертия, это в целом и не нужно. Гений – гонец из Вечности, где ему и аплодируют. Независимо от количества прожитых лет.

Градский превратился в несокрушимую скалу духа. И ему дано «не потеряться и не растеряться» и «не растереться… в пыль дороги». Это подлинный талант, стремящийся объять необъятное в рамках человеческой жизни, которая, подобно легкому дуновению ветра, приносит из Космоса море смутных ощущений, осмыслить кои (и тем более увековечить в сочетании нот и слов) не хватит времени даже гению. У него одному ему ведомая система координат. И особая дорога в жизни.

Считаю своим долгом заявить, что к созданию и тем более к изданию этого всего я не имею никакого отношения.

Конечно, за несколько крымских дней мне удалось что-то подкорректировать, в особенности в тех местах моих интервью, где были искажены мои слова или даже добавлена редакторская отсебятина.

Кроме того, я позволил себе прокомментировать некоторые эпизоды из моей жизни, исключительно в случаях беспардонного вранья (на обычное вранье я не обращал внимания, так как не придаю ему какого-либо значения и оставляю его на совести самих его авторов).

И последнее: считаю все характеристики, данные мне автором, чрезвычайно бредовыми, ибо, кого, как или кем назовут впоследствии люди, устно или письменно, никому – и тем более нам – неведомо.