Человек Возрождения
Оглядывая монумент во плоти по имени АБГ во всей его исторической перспективе, хочется сделать пару наблюдений. Для начала пройдемся по общеизвестному – у Градского изумительный вокал, и он гениальный сочинитель. С первым никто никогда особо не спорил, второе стало фактом, окончательно и бесповоротно, после первого прослушивания оперы «Мастер и Маргарита». Писал он свой шедевр ровно половину жизни, и потратил столько лет явно не зря. В своем произведении Александр так свободно полемизирует с другими великими композиторами, так «на равных» говорит с Булгаковым, так легок в обращении с базовыми смыслами, такими, как «жизнь» и «смерть», что невольно перестаешь считать его смертным. Он явно бесконечен, а потому и общается свободно с «мировым гением». Гений – вот ключ к пониманию его фигуры.
Вдумываясь в смысл этого слова, уносишься мыслью в эпоху Ренессанса, представленную персонажами вроде Леонардо да Винчи. Те уникальные «штучные» люди были подобны Миру. Они многое умели, и ничто не было для них невозможным. Но впоследствии из Ренессанса выросло Просвещение с его тезисом о равенстве людей. Как величие единиц превратилось в массу, понять трудно. По всей видимости, произошла очередная подмена, ведь все прорывы людские всегда интерпретируются самими людьми, которые любой божественный тезис способны превратить в полную его противоположность. Так и вся суть великого Ренессанса была благополучно извращена, а ведь было оно, то «третье течение»…
Так вот Градский как явление природы относится именно к тому далекому типу так и не восторжествовавшего Возрождения. Он талантлив во всем – поет, играет, пишет (публицистику не хуже, чем стихи), он даже строит хорошо! И готовит. И говорит. Это удивительный феномен, за которым невероятно интересно наблюдать. Особенно за его взаимоотношениями с системой, управляющей социумом. Ведь Градский не системный человек – он никогда не унижался перед люмпенами, ее представляющими, и ничего у них не просил – сами давали. Иногда…. Из пиетета. Даже, можно сказать, страха. Подобного тому, что испытывает гиена перед львом. Но в целом система не любила его никогда. И не любит. И если бы не Кончаловский с Пахмутовой (засланные в систему «казачки» штучного мира), которые благословили Градского своими именами, ему было бы и того сложнее.
Система в массе своей состоит из людей бездарных, безликих и серых. Созерцая «штучных», они кожей ощущают собственную штампованность. И едва ли какому сотруднику администрации придет в голову выйти на сцену и спеть после Градского, дабы доказать, что он тоже так может… Поэтому система не даст Александру орден за заслуги перед отечеством, которых не счесть. А он не унизится и не попросит. Знает, что награждать его по уровню лишь Творцу, остальные тут права голоса и не имеют.
Легко ли быть человеком Возрождения? Конечно, нет. Отмотав столетия назад, можно было бы стать объектом восторгов и восхищения, но в наши дни все «неравное» раздражает. Впрочем, живя в своем собственном мире, Градский спокойно абстрагируется от того, что музыкальная журналистика, привыкшая оперировать явлениями, которые резюмируются словом fake, неспособна по достоинству оценить того, что делает он. Не волнует Александра и то, что эфиры и экраны забиты все тем же fake. Демонстрируя порой неплохие образцы, торговцы масскультом оставляют за кадром труд сотен людей, продавая его публике как достижение одного, ведь аудитория на самом деле хочет восхищаться! Именно тем, что ей не равно…