Они одновременно вытянули головы, осторожно заглянули в комнату. Леся сидела на диване, сложив на коленках руки, как примерная школьница, гипнотизировала взглядом лежащую на журнальном столике трубку. Андрей окликнул ее тихо, и она вздрогнула, повернула к двери испуганное лицо, с которого еще не сошел почтительный трепет перед сестрой Сашей, соизволившей позвонить наконец из далекой страны Америки.

– Ильк, скоро за тобой мама приедет… – проговорила она осторожно и грустно, – говорит, что соскучилась. Говорит, справки на тебя всякие на выезд собирать надо. Я ей хотела сказать, что, что… А она…

Губы ее дрогнули, лицо искривилось слегка, но тут же приняло прежнее испуганно-почтительное выражение. И голова в плечи втянулась. Будто кто быстро тукнул по ней кулаком – не смей чужие распоряжения комментировать! Сердце у Андрея ухнуло куда-то в пятки, потом вернулось, вдарило неприятным холодком в солнечное сплетение. Не любил он у Леськи такого покорного выражения лица! Негоже красивой бабе перед всеми дрожать да извиняться, да неизвестно за что оправдываться. Нет, не позволит он ей больше этого! Раз у нее характера не хватает, он сам будет ее характером. И никому ее в обиду не даст.

– Когда она приезжает? – сурово спросил он, присаживаясь рядом с Лесей на диван.

– В конце февраля…

– А чего она тебя отчитывала?

– Да нет, она не отчитывала, что ты… Она просто сказала, что очень по Ильке скучает, а я всего лишь тетка и мне настоящего материнства не дано понять.

– Хм… Вот это да! Хорошо твоя сестренка устроилась. Ничего не скажешь. Ну да ладно… Вот приедет, я сам с ней поговорю. Объясню, что к чему. Я тебя больше никому и никогда не дам в обиду. Поняла?

– Так уж и не дашь? – повернула она к нему вспыхнувшее радостью лицо.

– Не-а. Не дам…

Они замолчали, глядели друг на друга не отрываясь, образуя вокруг себя почти видимое глазу любовное пространство-единение. Наверное, это и есть физика любви, как любят теперь выражаться умные люди. А может, химия. Бог его знает, как это называется. Случилось, и слава богу. Повезло людям.

Илька за их спиной вздохнул, повернулся тихо, вышел на цыпочках из комнаты. Придя к себе, сел на корточки перед разложенным по тахте купленным за бешеные деньги художественным хозяйством. И сам не заметил, как заволокло глаза слезами – соскучилась, говорит, главное… Да она даже к трубке его не подозвала! Соскучилась! Скажет тоже! Хотя… И бог с ней. Главное, у Леськи личная жизнь налаживается. Пусть это событие будет на сегодняшний день главным. И он ей мешать не станет. Может, она теперь своих детей родит? Зачем ей с племянником возиться? Он рад за нее, очень рад. Пусть. Америка так Америка…

Сон дернулся и тут же оборвался, будто лопнула в голове натянутая струна. Все как обычно. Три часа ночи. Можно и не проверять. И лежать с закрытыми глазами, пытаясь заснуть, тоже бесполезно – еще хуже себе сделаешь. Интересно, почему он просыпается ровно в три часа ночи? Может, снотворное такое хреновое?

Отдернув с раздражением одеяло, Командор поднялся с постели, вяло натянул халат. Зимняя полная луна в окне тут же потянула на себя взгляд, но он уже по опыту знал, что глядеть на нее опасно. Как в дыру. Пройдет пять минут, и волком завыть захочется. Особенно здесь, в загородном доме. За окном – темный снежный лес, поле, гнетущая ночная тишина. Надо же, он и не подозревал, какая это мерзкая и коварная штуковина – полная луна над белым полем. Как она умеет вывернуть тоску наизнанку, обнажить ее до предела, до черного желчного выброса, до горького спазма в горле. Надо отвести взгляд – не смотреть, не смотреть…