Командующий обороной Крыма генерал-майор Слащев, еще молодой по возрасту, не достигший сорока лет, самыми драконовскими мерами наводил на полуострове порядок, не останавливаясь перед казнями, за что получил от интеллигенции прозвище «вешателя». Впрочем, сейчас земские деятели, профессора и приват-доценты, купцы всех гильдий, биржевые маклеры и сбежавшие на юг помещики, вместе с бывшими «земгусарами», вызывавшими у боевых офицеров стойкую неприязнь, заимели возможность впервые в жизни заработать на пропитание лопатой, ломом и киркой. Их по приказу генерала направляли на две недели на строительство северных укреплений, которые в Севастополе называли уже не иначе как «великой стеной» по примеру китайцев, что за несколько веков построили свое циклопическое сооружение. Мобилизации на принудительные работы подлежали все мужчины поголовно, независимо от их положения и состояния. Учитывался только преклонный возраст и видимые признаки инвалидности.

Конечно, по милой русской привычке, распоряжение командующего поначалу было проигнорировано беженцами и почти всем местным населением. Но тут коса на камень нашла – комендантские команды начали «отлов» будущих строителей прямо на улицах, во все казенные учреждения, которых в Крыму расплодилось ужасающее множество, пришли разнарядки. Уклонение от работ стало приравниваться к саботажу, на улицах появились виселицы с устрашающим набором «наглядных доказательств».

Интеллигенция, наводнившая полуостров, пришла в ужас, мигом припомнив «красный террор». Однако после того как наиболее яростные критики принудительно отправились кто на «каторжные работы», а кто и на виселицу как «большевицкие агитаторы», фронда закончилась – суровый приказ о наличии справки нахождения на работах был обязателен для всех жителей. А подделка сей милой бумаги для изготовителя и покупателя означала только практически неминуемую гибель для таких ловкачей – следовал арест, потом короткая проверка и, как неотвратимое следствие, короткий путь до архитектурного сооружения из двух столбов с перекладиной, на которых качались веревки с петлями в качестве орнамента.

Жалобы на самоуправство и жестокость Слащева в адрес главнокомандующего ВСЮР барона Врангеля привели к совершенно обратному результату. Они отсылались обратно и написавшего их человека ставили перед выбором – или вместе с семьей убраться в эмиграцию, в пропитанный нищетой и миазмами Константинополь, или отправиться на занятую большевиками территорию. Где ожидала более страшная участь – с «социально вредным и опасным буржуйским элементом» и «лишенцами» (то есть лишенными всех политических прав и скудного пайка) там не церемонились. Именно немедленная высылка всех недовольных и оказалась той страшной угрозой, с помощью которой Слащев «встряхнул» Крым. Теперь задача его обороны стала делом рук каждого, в самом что ни на есть прямом смысле.

Население полуострова фактически удвоилось за счет беженцев, везде царствовал повсеместно если не голод, то недоедание. Выдаваемый паек крайне скудный – мелкая соленая рыбешка хамса (благо ее в водах ловилось чрезвычайно много, а соль добывалась на Сиваше открытым способом) и несколько сухарей – обычный для множества людей рацион. Военным и служащим казенных учреждений было немногим лучше, все же выдавалось жалование, пусть и скудное. Иногда, а теперь более часто они получали английские консервы и свежевыпеченный хлеб из кубанской муки, что доставляли в Севастополь транспортами из Новороссийска или Темрюка.