- Да так, - пробовал увильнуть Егор. - Но ты пожалуй прав: если нет настоящей любви, то и жениться не стоит. Адмирал Нахимов тоже был неженат. Но кто же осмелится назвать его несчастливым человеком? Настоящий моряк! Яркая человеческая судьба!

- А ведомо ли тебе, что Павел Степанович командовал в молодости кораблём, на котором была учреждена самая первая на флоте походная церковь? А было это в одна тысяча восемьсот...

- Может быть, - согласился Егор. - Только из этого совсем не следует, что Нахимов был глубоко верующим. По духу своему он был человеком самых прогрессивных взглядов и уж в душе - наверняка атеист.

Дед снова засмеялся, извиняюще глядя на внука.

- А будь, как ты хочешь, тебе видней. Я ведь вместе с Нахимовым, право, не служил.

- Зато я целых семь лет был нахимовцем.

- Эх, внук! Не о том ты спросить меня хотел, - скрестив на груди руки и задумавшись, дед немного помолчал, потом продолжил с каким-то нежным, таинственным озарением: - Придёт и твоя лебединая пора. И никуда от неё не денешься. Только вот тебе мой наказ: выбирай лебёдушку, со всей искренностью спросясь сердца своего. Никогда не играй в любовь - последнее это дело, человека недостойное. Помни, что мы, Непрядовы, всю жизнь однолюбы. И сыну своему, когда он будет у тебя, то же самое крепко-накрепко накажи.

Егор согласился, чувствуя здесь великую дедову правоту.

За обедом дед сказал, что вечером Фёдор Иванович приглашал их обоих на приспешки, как по-местному называли блины. "Что ж, попробуем, что это за приспешки", - решил про себя Егор, уписывая томленую картошку и хрупая крепким солёным огурцом.

Насытившись, Егор отвалился от стола. До самого вечера делать было совсем нечего. Он повалялся на диване, порылся в дедовых книгах, надеясь отыскать для себя что-нибудь интересное. Вспомнил, что в доме кончилась вода, подхватив вёдра, выскочил на крыльцо. Колодец располагался в низине за церковной звонницей. От дома к нему вела узенькая, вытоптанная в снегу тропка.

Егор сделал всего несколько шагов и от удивления чуть не выронил вёдра. Он увидел вчерашнюю незнакомку. На это раз она была в беленькой дублёной овчинке с пушистым воротником, а на голове всё та же шапочка с крупным помпоном. Девушка поднялась по ступенькам и подошла к дверям храма. Немного в нерешительности помедлила и взялась за кольцо. Тяжёлая дверь оказалась не запертой. Она привычно рыкнула, приотворяясь. Девушка боком прошмыгнула в образовавшийся проход.

Сжигаемый любопытством, Егор осторожно, стараясь не слишком топать валенками, подкрался к оставшейся неприкрытой двери.

В полумраке всё так же горели свечи и пахло ладаном. Егор бесшумно скользнул в дверной проём и спрятался за массивным столбом, подпиравшим своды. Из тёмного угла ему хорошо был виден освещённый иконостас.

"Неужели начнёт молиться?" - неприязненно подумалось Егору.

Девушка тем временем пристально глядела на фрески, на удивительно ясные, чистые глаза Непряда, будто найдя в них для себя какое-то откровение...

- Здравствуй, Непряд-Московитин, - вдруг отчётливо, хотя и негромко, произнесла девушка. - Ты совсем не страшный, ты обыкновенный, как все люди. - Она тихонько засмеялась, раскинув руки и запрокинув голову. Потом начала кружиться в воображаемом вальсе, видимо, совсем не помышляя, что это могло бы показаться кощунственным и нелепым. Всё в ней было удивительная грация, легкость, чистота.