Голубой костюм промелькнул последний раз меж крайних домов и скрылся. Огорчало, что девушка даже не взглянула на него, будто на дороге ей попался обыкновенный пень, который следовало всего лишь объехать, не зацепив лыжами. Но так хотелось, чтобы у него самого, как по-щучьему веленью, появились бы вместо валенок лыжи...

Егор не сразу направился домой. С видом праздного гуляки пошлялся сначала по одной стороне улицы, затем по другой. Взгляд его скользил по палисадникам, по дворам, по окнам - не мелькнёт ли где силуэт в голубом...

Не заметил, как легли ранние сумерки. Снег посинел, сгустился. У колодца громыхал цепью ворот, брякали вёдра. Из глубины дворов степенно подавали голос коровы. А в потемневших вётлах орали устраивавшиеся на ночь галки. Непрядов не знал, что же теперь следует предпринять, как среди огромного села отыскать тот дом, в котором живёт прекрасная фея в голубом. Остановившись, он мучительно размышлял минуту или две, пока верный пёс не ткнулся ему мордой в колени и не тявкнул, мол, "пошли же, наконец: я продгор и жрать хочу..."

"Пора, - согласился Егор, поворачивая к своему дому, - не ночевать же на улице".

Всё утро и весь следующий лень Егора не покидало отменное настроение. Куда бы ни шёл, за что бы ни брался, перед ним была она, всё та же фея в голубом, промелькнувшая как чудесный сон. "Дрейфуешь, гардемарин Непрядов, - пробовал он себя взбодрить и усовестить. - Да что она? Дым, ветер... Может, просто показалось всё, а на самом деле ничего не было. Вот Лерочка - это другое дело, она реальна и осязаема как собственная тельняшка. К ней так же привыкнешь и даже гордиться станешь ею". Но уже в следующее мгновенье он сам себя же опровергал: "Эх ты, гардемарин липовый! Где же твои железные принципы? Дёргаешься, как флюгер на ветру..."

Было воскресенье. Дед с утра отслужил литургию и находился в умиротворённом, благолепном состоянии духа. Сидя в кресле, он с умилением глядел, как Егор, закатав штанины и рукава тельняшки, мыл в горнице пол. Он объявил самому себе "аврал" и, решительно отказавшись от дедовой помощи, вознамерился навести в доме полный флотский порядок.

- Егорушка, ты бы передохнул, - пробовал дед воспротивиться, - грешно в нонешнее-то воскресенье работать.

- Да какой там грех! - отвечал Егор. - Я ж не наряды вне очереди отрабатываю. Шурую, можно сказать, в своё удовольствие.

Управился Егор к обеду. Дед нарадоваться не мог, взирая на отменную кругом чистоту. Припомнил к случаю, какой чистюлей и рукодельницей была Егорова бабка.

- Скажи, дед, - поинтересовался Егор, - а отчего второй раз не женился?

Старик на это лишь от души рассмеялся, тряся бородой.

- Так ведь не мирянин - клирик я, - отвечал он. - Православному священнику позволено жениться один лишь раз.

- Дед, а если б ты полюбил кого-нибудь, - продолжал допытываться Егор, - так неужели не снял бы свою рясу ради любимого человека?

- Это невозможно. Да и не любил я никого, кроме матушки Евфросиньи свет Петровны. И любовь эта у нас вроде как лебединая была, одна на всю жизнь, - и с хитроватым подозрением вопросил: - А чего это, чадо моё, задал ты мне сей далеко не праздный вопрос?