- А где же Виктор Фомич? - полюбопытствовал о её теперешнем супруге.
- Отправила на садовый участок крышу латать, - сказала она. - У нас там небольшой домик. К вечеру будет, тогда и повидаетесь.ы
- До вечера не могу, мне нужно ещё устроиться в общежитии, - пояснил Непрядов. - А с утра - на занятия.
- Какое там ещё общежитие, Егор! - искренне возмутилась Светлана Игоревна. - Разве мало тебе целых пяти комнат?
- Да, но... - пробовал возразить Непрядов, намереваясь всё ж таки жить отдельно.
- Никаких "но"! - тёща уже начинала сердиться.
- Разве неведомо вам, что Катя ушла от меня?..
- Ушла, - согласилась тёща, упрямо тряхнув распущенной по плечам копной волос, - только не покинула.
- Но ушла-то с другим, который... - он собрался было излить накопившуюся обиду, но лишь махнул рукой.
- Чудной ты, - сказала она, и глаза её подёрнулись нежной влагой. Да никто же ей не нужен, кроме тебя. Но пойми и ты её: короток, ой как короток век цирковой актрисы. Однажды она к тебе вернётся - навсегда. Только не уничтожай в себе любовь, это вас обоих сделает несчастными.
- Почему же она сама-то мне обо всём не сказала, - с горечью промолвил Непрядов. - Разве я не понял бы её?
- Катя боялась, что ты её станешь удерживать. А это, согласись, было бы для неё невыносимо. Она и дня без цирка не может прожить.
- Зато без меня и без сына вполне может.
- Егор, не будь так жесток. И поверь мне - у вас всё ещё впереди.
За стенкой подал голосок проснувшийся Стёпка. Светлана Игоревна встрепенулась и тотчас исчезла за дверью. Через пару минут она вернулась уже с малышом на руках.
- А вот и мы-ы, - ласково пропела бабка, любуясь своим внуком.
- Ух ты, какой крепышка, - просиял Егор. Он бережно принял сынишку и прижал к себе, целуя тёплое, покрытое белёсым пушком темечко.
Малыш что-то невнятно залепетал, цапнул ручонками отца за бороду. И Егор, как бы размякнув, отрешённо и тихо засмеялся.
- Здоровенький, спокойненький, весёленький, - нахваливала бабка внука. - Мы с Виктором Фомичом только и живем теперь Стёпкой. Глядя на него, будто и сами лет на двадцать помолодели.
Почти весь день Непрядов не отходил от сынишки ни на шаг. Он забавлял его, как мог: разговаривал с ним, припоминал весёлые стишки, пробовал даже петь. И Стёпка начал привыкать к бородатому незнакомцу, охотно шёл на руки, улыбался. Малыш будто чувствовал в нём отца, повинуясь зову непрядовской крови.
- Егор, а не сходить ли вам перед обедом немного погулять, предложила тёща, заглядывая в детскую. - Дождь кончился, да и солнышко вот-вот проглянет.
- Погулять? - оживился Непрядов. - Это идея! Сходим, так сказать, в первую каботажку.
Светлана Игоревна проворно одела Стёпку, и Егор, подхватив лёгкого как перышко сынишку на руки, вышел на улицу. Неторопливой, уверенной походкой бывалого морехода он шёл вдоль набережной Невы, слегка щурясь от неяркого, по-осеннему холодного солнца. Лёгкий ветер гнал по водной поверхности строчки мелкой ряби, где-то внизу всплескивала разгульная волна. Со стороны Летнего сада несло горьковатым дымком и прелыми листьями. Никогда ещё Непрядов не испытывал такой душевной удовлетворённости и полного душевного равновесия, как в эти минуты. Отчего-то хотелось приветствовать каждого встречного прохожего и непременно представлять при этом своего сына: "Здравствуйте, я Непрядов, военный моряк, подводник... А это мой сын, Степан Егорович, и тоже, очень надеюсь, будущий моряк..." Казалось, что теперь оба они, отец и сын, шагают в неведомые дали морей и океанов, которые предначертаны им судьбой.