– Пусть себе бежит, Карлито, – с трудом произнес Палабрас. – Сегодня ни одна лодка не уйдет с острова, так что до завтрашнего утра он никуда не денется. Он хороший пловец, но он знает… что… в том состоянии, в каком он сейчас, далеко ему не уплыть.

Чарлз посмотрел на Палабраса и заковылял прочь из домика.

– Карлито, стой! – Не в силах кричать, Палабрас протянул руку. – Ну и работнички у меня… каждый делает что хочет. У него давно руки чешутся задать парню трепку. Последние несколько недель ему приходится обуздывать свои порывы, но у него руки чешутся всякий раз, как выпадает возможность.

– Какого дьявола? Рауль твой сын! Зачем ты посадил его под замок? Разве он выполнял не твои приказы?

– Молчи, глупец! Ты ничего не понимаешь. За всем стоит он… Ты правда не догадываешься? Я пытался защитить его, держать подальше. Я люблю своего сына, но этот тупица ни одно дело не в состоянии сделать как надо. Даже украсть у родного отца и то не может.

Эрхард пристально смотрел на Палабраса, пытаясь понять, правду тот говорит или снова выдумывает. Темные глаза Палабраса за слегка тонированными очками выглядели усталыми, воспаленными, как будто он несколько минут не моргал.

– На что ты намекаешь? Значит, «Морскую Гестию» угнал Рауль?

– Не он лично, но он за всем стоял. Он знал людей, которые могут провернуть такое дельце. Конечно, ему кое-кто помогал.

– Хуан Паскуаль?

– Что ты заладил – «Паскуаль, Паскуаль»… Я имею в виду крупную рыбу. Я бы назвал их закаленными стариками. «Три Папы», «Лос Трес Папас».

Одна из девушек подала Палабрасу стакан молока; он быстро и беззвучно выпил его.

– Я думал, один из «Трех Пап» – ты.

Палабрас отдал стакан девушке и попытался засмеяться, но сморщился от боли и дотронулся пальцами до разбитых губ.

– Да, хотел! Когда-то. А потом понял, что для меня они слишком мелки. Все, чем они занимаются, незаконно. Я предпочитаю смешивать, брать лучшее из обоих миров.

Он махнул рукой в сторону своих девушек; те закивали, как будто поняли, что он имеет в виду. Может быть, так и есть.

– Но если за всем стоят «Три Папы», при чем здесь Рауль?

– Рауль есть Рауль. Как-то в детстве он украл у меня бумажник и купил мне подарок – золотую машинку для обрезания кончиков сигар. Он всегда был таким; стремился любым способом произвести впечатление. Ты ему помогал, лишал его идиотские шутки злости. Благодаря тебе он иногда начинал думать. По какой-то причине ему нравилось все, что ты говорил и делал. Но его девушка… – Палабрас показал на инвалидное кресло, в котором сидела Беатрис – точнее, то, во что она превратилась. – С ней все стало еще хуже. Из-за нее он требовал все больше и больше. Хотел больше денег, больше власти, лучшую работу. Он ненавидел свою работу. Понимаешь, о чем я? Так что я давно был готов к чему-то такому. Я знал: рано или поздно что-нибудь случится. Я пытался чем-то занять его, чтобы он не наделал глупостей, но потом… в общем, что случилось, то случилось.

– Она не виновата. Она никогда ни о чем его не просила!

– Кьен сабе… Как знать… – Палабрас вскинул руку вверх. – Наверное, он слишком быстро вырос из коротких штанишек и резко поглупел.