Она явно не оправдывалась. Она деловито сообщала, что все что было сделано, это ее право, право мертвого на жизнь живого.

— Они дети, зла не делавшие и его не ведавшие, нет у вас права не над именами их, ни над волей их, ни над их судьбами — грозно сказал оперативник — И вы знаете, чем вам грозит такое бесчинство.

— Нам не нужно разрешение для того, чтобы получить чью‑то жизнь — ухмыльнулась правая старуха — И ты это прекрасно знаешь, страж.

— Знаю — согласился Пал Палыч — Но знаю так же, что грозит вам за то, что три невинные души забраны были обманом. И не сомневайтесь, весть об этом будет донесена до нужных ушей.

Старухи гадко заулыбались, а Колька в этот момент приметил, что внутри‑то у них не только прозрачность, но и чернота какая‑то, как будто сгусток тьмы или клякса чернильная там сидит.

— А что твой спутник молчит? — вдруг сказала левая старуха — Как тебя зовут, молодец?

Колька чуть не брякнул свое имя, просто по привычке, на что видать у подлой старушенции и был расчет, но удержался и только зубом цыкнул — мол, не про твою призрачную душу имя мое.

— Хитер да умен — два угодья в нем — правая старуха прищурилась — Ну да ладно, о твоем спутнике мы потом поговорим, может быть. А что до деток малых — что ж, твоя воля. Иди да и забери их, коли сможешь, а как идти да куда — ты знаешь. И что там тебя ждет — тоже знаешь.

Старухи дружно повернулись и ушли обратно, в марево. Пал Палыч вздохнул и двинулся за ними, Колька же пошел за старшим товарищем.

— Ты куда? — оперативник повернул голову и шикнул на коллегу — Здесь оставайся!

— Вот еще — Колька нахмурился — А если что — кто спину тебе прикроет?

Пал Палыч явно сначала хотел еще раз ругнуть Кольку за настырность, но по его виду понял, что тот скорее помрет, чем отступит, и сказал только — За мной идешь, след в след и там ни полслова с кем‑то кроме меня. Понял?

— Чего не понять — ответил Колька, обрадованный тем, что его не послали куда подальше. Хоть и жутковато, конечно, лезть в эту дрожащую белесой дымкой дыру, а ждать здесь Пал Палыча куда жутче. Или не приведи Господь, потом всю жизнь себя корить, что с ним туда не пошел…

Никаких эмоций при прохождении сквозь дырку в заборе Колька не испытал, сначала ничего не почувствовал, а после не до того стало, уж очень забавно все с другой стороны забора выглядело. Забавно, странно и неправильно.

Во — первых тут была не зима — здесь была осень, причем поздняя — деревья лысые стоят, снега нет и небо серое. Во вторых — тут почему‑то был вечер, хотя с той стороны уже была почти ночь. И, наконец, в — третьих — здесь дома по — другому не только стояли, но и выглядели, и людей совершенно не было. Ну, что значит, по — другому — не так, как в том мире, откуда Колька только что пришел.

— Палыч, а это как так? — прошептал он, уже забыв, что ему оперативник наказывал.

— Это? — Пал Палыч внимательно оглядывался вокруг — Это, приятель, другая реальность. И если ты меня еще раз по имени или отчеству назовешь, я тебя в ней брошу навсегда, дурака такого.

— Ой, блин — Колька искренне расстроился своей глупости — Я не подумал.