— Благодарю вас, мэм. — Редж отодвинул ее стул, борясь с замешательством и приступом признательности одновременно.

Он решил принять от нее деньги, после того как старик Латимер объявил, что три разбитые фарфоровые тарелки стоят по два шиллинга и шесть пенсов каждая. Редж зарабатывал два шиллинга и четыре пенса в день, так что бой обойдется ему в трехдневную зарплату — иначе говоря, почти в половину того, что он рассчитывал получить за этот рейс.

— Но особенно плохо то, — сообщил он Джону, что это попадет в мое личное дело. Я пытался ему объяснить, как все случилось, но он и слушать не стал. Для них одни правила, для нас — другие. Меня это всё уже достало.

— Такова жизнь. С системой сражаться бесполезно. — Джон никогда не попадал в переделки. Он нарушал правила редко и ни разу не поплатился за это.

— Тебе хорошо говорить, у тебя безупречная репутация. Я так стараюсь получить повышение, но в результате имею лишь выговоры.

— Ничего страшного не произойдет, если ты впредь будешь держаться подальше от неприятностей. За один проступок тебе ничего не будет. Я бы согласился иметь твои проблемы, если бы женщины таращились на меня, как на тебя, — хмыкнул Джон. — Помнишь тех девиц, что мы встретили на ярмарке? Должно быть, все дело в твоем томном взгляде.

— Не мели чепухи. — Редж пихнул его локтем.

Действительно, на ярмарке к нему прицепились две девицы и не оставляли в покое даже после того, как он сказал, что у него есть девушка. Джон их вовсе не интересовал, они хотели зацепить Реджа. Подобное внимание смущало его, он это ненавидел.

— Видел свою барышню за обедом? — спросил Джон. — Ту, со шлюпочной палубы?

— Она так и не появилась. Наверное, обедает где-нибудь в другом месте. — Редж за последними событиями на время забыл про девушку, а теперь он вновь припомнил силуэт в серебристо-белом платье на фоне темного океана и летящую по воздуху шубку.

— Судя по твоему описанию, ты на нее сам запал, — подначивал Джон. — Ты любишь барышень из благородных.

— Да я бы к ней на пушечный выстрел не подошел! — воскликнул Редж. — Ненавижу девиц, которые путаются с чужими мужьями!

— Боюсь, это известие разобьет ей сердце. — Джон изобразил рыдающую в рукав девушку.

Редж рассмеялся, но он и вправду осуждал женщин, которые поступали подобным образом. Он готов был поклясться, что они не задумывались о последствиях, о том, как их действия могут повлиять на жизнь других людей. Эгоистичные особы, превыше всего ставящие только собственную выгоду.

В детстве в Саутгемптоне ему приходилось лежать, вжавшись в кровать, вместе со своими тремя братьями, и слушать доносившиеся из соседней спальни стоны, скрип матрасных пружин и женские вздохи. Редж понимал, что, пока его мать на работе — она работала по ночам в прачечной, — отец был с кем-то другим. Естественно, он мало что знал про секс, но чувствовал: происходит нечто нехорошее.

— Языком не трепли, а то я тебе ухо на глаз натяну, — угрожал отец, когда за завтраком Редж глядел на него с упреком.

Он был еще достаточно мал и чувствовал, что должен рассказать обо всем матери, но не делал этого, потому что она и так все время была печальной. Когда она оставалась дома, то часто сидела на кухне за столом и плакала. Реджу совсем не хотелось расстраивать ее еще больше. Когда ему исполнилось восемь, отец ушел из семьи. Он слышал, как мать говорила, что это все из-за «той потаскухи». Она все дольше задерживалась на работе в прачечной, пила джин и становилась год от году мрачней. Реджу приходилось присматривать за братьями, собирать для них скудные трапезы и время от времени заставлять помыться.