Одетая для путешествия, она подняла большую железную щеколду на входной двери и обнаружила, что дождь, кажется, кончился, хотя под ногами все еще очень мокро. С зонтом и номером Times, уже прочитанным леди Райдал, она нерешительно затрусила по подъездной дорожке. Ночь была тихая, темная и беззвездная, время от времени с дерева над дорожкой срывался целый ливень тяжелых дождевых капель. Попадались и лужи, которых, конечно, она не видела. Виолочка предлагала отвезти ее домой, но она считала излишним утруждать ее; рано или поздно она привыкнет к этой дороге, тем более здесь недалеко. Разговор за стаканчиком восхитительного хереса, который состоялся у нее с Виолой по поводу жалованья, завершился. Виола проявила поразительную щедрость: решительно отклонила ее попытки заплатить за постой, сказала, что она и так уже платит за одно жилье, и настояла на том, чтобы жалованье в два фунта десять шиллингов в неделю за обучение каждого из троих младших детей, способных, как она знала, доставить немало хлопот (и была совершенно права, но мисс Миллимент знавала работодателей, которые ни за что бы с этим не согласились) осталось прежним, а также пообещала возместить дорожные расходы, выписывая чек за первый месяц. Так что теперь она будет зарабатывать семнадцать фунтов десять шиллингов в неделю, «следовательно, Элеонора, теперь у тебя нет никаких причин не купить себе новую пару туфель и галоши».
И вдобавок она снова в деревне! Она вдохнула дивный воздух, который пах влажными листьями: он так напоминал ей о родном доме, о прогулках в сумерках после украшения церкви по особым случаям, вроде праздника урожая, и возвращении домой, к тостам, подливке и чтению для папы, который из-за слабости глаз любил, чтобы в кабинете было полутемно, поэтому читать ему было нелегко. Ему особенно полюбилась «Французская революция» Карлейля; издание было довольно старым, приобретенным ею на церковной распродаже, но шрифт – безобразно мелким, а папа всегда говорил, что молодежи очки ни к чему, что в ее случае оказалось ошибкой. После того, как он умер, она чуть ли не первым делом отправилась проверить зрение, и очки удивительным (как она считала, волшебным) образом все преобразили: теперь она могла видеть все, чего прежде не замечала. Именно тогда она начала изучать картины, потому что могла разглядеть их. Как это было чудесно! И как повезло ей теперь! Она обожала преподавать, любила своих трех девочек и была только рада включить в их число Нору дорогой Джессики, поскольку видела, что Луиза очень привязалась к ней. И троих младших тоже: Невилл не уставал смешить ее, но, естественно, относиться к нему она намеревалась так же, как к двум младшим ученицам, не делая поблажек. Приятно было шагать, с радостью думая о том, что в коттедже ее ждет своя маленькая спальня. Сестры Бронте были бы шокированы тем, как я наслаждаюсь жизнью, думала она, сворачивая на подъездную дорожку Хоум-Плейс. Бронте вспомнились ей, потому что она задала на каникулы в числе прочего и «Городок». Луиза уже читала его, но мисс Миллимент просто попросила перечитать и его, и «Учителя», чтобы потом сравнить эти два романа. Полли читала не так много и охотно, но была наблюдательна, а Клэри – другой такой, как Клэри,