– Сука ты американская! – сквозь стиснутые зубы простонала она. – Пальцы мне сломала… опять…

– Это вам за то, что обманом смылись из гостиницы. – Чарли выхватила у нее пистолет и отбросила его в сторону. – Черта с два вы у меня застрелитесь!

– Да я и так сдохну.

Застрелиться, конечно, было бы романтичнее, тем более из «люгера», когда-то подаренного Кэмероном. Эва его тотчас узнала по царапине на стволе. Ну нет, так нет. Значит, истечем кровью, нужно просто подождать.

– Отвали! – рыкнула Эва, когда Чарли попыталась осмотреть ее рану. Боль неспешно грызла плечо, точно ненасытный зверь. – Не трогай меня! Оставь!

– И не подумаю! – Не обращая внимания на труп, Чарли взяла из чемодана полотняную сорочку, а со стола – графин с бренди. – Дайте я обработаю рану, чтоб какая-нибудь зараза не попала…

Эва ее оттолкнула. Нестерпимая боль пронзила сломанные пальцы. Вновь это ощущение, будто рука зарыта в раскаленный песок. Хотелось свернуться в клубок и умереть. Силы кончились. Врагов не осталось. Ненависть была ее стержнем, а теперь она себя чувствовала беспомощной улиткой, лишившейся своей ракушки. Пора уйти. Неужто девчонка этого не понимает?

Похоже, нет. Вон, мечется, как ртуть, не желая сдаваться. Как она бросила Рене в лицо – мол, ему не хватило ума быть на стороне победителей! В тот миг она будто превратилась в Лили – маленькую, но свирепую, как росомаха, женщину, всегда безоглядно жившую на волосок от гибели. Но Лили все-таки проиграла, а вот Чарли – нет.

– Вам совсем ни к чему умирать. – Останавливая кровь, Чарли прижала смоченный бренди лоскут к плечу Эвы. – В том никакой нужды.

Нужды? Эва хотела умереть. У спившейся заики не было будущего. Злодей, вина и горе сломали ее жизнь. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: даже смерть врага не сделает жизнь слаще.

Видимо, она произнесла это вслух, потому что Чарли взвилась:

– Вы не поняли, что ли? Вы не предавали Лили! Немцы о ней узнали иначе. Когда вы сказали про опий, я засомневалась…

Роняя слезы, Эва покачала головой:

– Нет, ее выдала я.

Иного не дано. Эва смутно помнила, что Чарли обвиняла Борделона во лжи. Но она давно сжилась со своей виной. И никакими словами этого не изменишь.

– Опий – это не сыворотка правды, Эва! Он порождает видения, но не развязывает язык! По моей просьбе, Виолетта отыскала протокол совещания судей. И я оказалась права! Предательница – какая-то заключенная по фамилии Телье…

Эва качала головой, как заведенная.

– Может, стоит самой посмотреть протоколы и все выяснить окончательно? Вы же разведчица, кавалер ордена Британской империи, такие как Аллентон вам многим обязаны! Позвоните Виолетте, расспросите ее…

– Нет. – Голова Эвы качалась, точно маятник.

– Мать твою за ногу! Не хочешь избавиться от надуманной вины? Наше дело телячье, да? Обосрался и стой? – Чарли сунулась лицом вплотную к лицу Эвы. – Ты ни в чем не виновата!

По щекам Эвы катились слезы – настоящие, не крокодильи. Сотрясаясь в рыданиях, она уткнулась в плечо Чарли.

– Здесь оставаться нельзя. – Чарли попыталась ее поднять. – Крепко прижмите лоскут и обопритесь на меня.