– Гриша, это ты со своими героями поторапливал немцев из Ополья?
– Я. Спасибо, Виктор, за помощь. Вот не думал – не гадал, что встречу тебя здесь, да еще при таких обстоятельствах!
– На войне еще не то бывает!
Это были минутные встречи боевых соратников на фронтовом пути. Едва успев обменяться приветствиями, они опять шли по разным дорогам к одной цели. Позже я узнал, что Круглов с этим капитаном вместе воевал на финском участке фронта.
К вечеру мы подошли к слиянию двух рек – Салки и Кихтолки и остановились передохнуть в непосредственной близости от шоссейной дороги Кингисепп – Крикково. Это были тоже знакомые места! Они напомнили мне о многом: здесь в августовских боях 41-го года Василий Ершов пулеметной очередью сбил вражеский бомбардировщик. Вот и та самая береза на обочине дороги, возле которой плясала медицинская сестра Шура под возгласы боевых друзей, народных ополченцев. Отсюда мы ходили в первую разведку. Именно здесь мы научились по-настоящему воевать…
Заботливые руки
Утро 30 января… На земле – ни звука, ни шороха: немая, настораживающая тишина. Все ждали начала атаки. Луч солнца еще не коснулся земли, а лишь позолотил редкие облака, когда в морозном небе появился одиночный самолет – советский разведчик-корректировщик. Увидев его в небе, бойцы и командиры затянули потуже ремни, взяли в руки оружие.
Максимов установил пулемет на волокушу, прикрыл маскировочным халатом и слез к нам в воронку. Усевшись рядом с Найденовым, он принялся мастерить самокрутку. Минута начала боя приближалась. Мы сидели вокруг угасающего костра. Потом из глубины наших позиций ударило разом несколько сотен орудий. Над берегами Луги, как бы опираясь о землю, повисла огненная арка. Перед нами внизу и вверху мерцали и плясали огни выстрелов, разрывов. Наша артиллерия и авиация нацелили свои удары по двум опорным пунктам немцев: Александровская Горка и Сала. Батальон Круглова залег у берега в промежутке между ними. Перед нами простиралась ледяная гладь.
– Федор, иди сюда! – крикнул Максимыч подносчику патронов. – Гаврилу поранило!
На этот раз немецкий ром сыграл дурную шутку с пристрастившимся к нему Гаврилой: он пытался перенести пулеметные коробки в другое место, но упал на ровном месте, где его и нашел вражеский осколок.
Река трещала, ломалась, ледяные глыбы и фонтаны воды взлетали к небу под ударами бомб и снарядов. Слева послышались беспорядочная ружейно-автоматная пальба и резкие крики людей. Это бойцы соседней роты первыми вступили на лед. Наступил и наш черед.
Закончивший стрельбу Найденов бежал рядом со мной. Перепрыгивая через ребристые куски льда, мы приближались к левому берегу реки, окутанному дымом. Где-то совсем близко цокали об лед пули, рвались снаряды, швыряя в наши лица горсти ледяной воды. Справа, слева, позади звучали выстрелы, слышались ободряющие выкрики командиров. Мои сердце и мысли были заполнены единственным всепроникающим желанием: как можно скорее уйти со льда на землю и вступить в бой!
Найденов, Максимов с пулеметным расчетом и группа бойцов роты Романова разом выбрались на левый берег реки. Там уже шла рукопашная схватка; слышались тупые удары оружия, выкрики и ругань, одиночные автоматные и пистолетные выстрелы, стоны раненых. Здесь не было траншеи, не было и снега: люди насмерть дрались на черном, вспаханном снарядами и бомбами кровавом поле.