У-а-а-ых! – зеваю, потягиваюсь... И падаю с кровати. Уф, ну и тяжёлое сегодня утро.

– Завтракать! – зовёт мамочка.

Умираю с голоду.

Кое-как поднимаюсь на ноги, наскоро одеваюсь. Мне без разницы, что надеть, главное, чтоб удобно. Всякие там Исабелы, может, и не оценят свободную одежду, а мне нужно движение. Встаю перед зеркалом, напрягаю бицепс... Да, эта блузка сойдёт.

Внизу обычная суматоха, разве что мама с папой обычно столько кофе вроде бы не пьют. Все обсуждают вчерашнюю вечеринку, а виновник торжества скачет между сестрами и трещит, не умолкая, о своих новых друзьях-зверях. Надо же, раньше он совсем не был разговорчивым. Пожалуй, в этом и есть действие дара – придать уверенности в том, какой ты есть от природы. Улыбаюсь.

Иду к столу, накладываю себе завтрак. М-м, яйца! Выглядит аппетитно.

Сразу за мной – Долорес с целой горой на тарелке. А она нормально налегает, для такой-то пигалицы.

– Привет, Долорес!

Оборачиваемся – Мирабель.

Ну начинается... И я ведь не единственная, кого она сегодня утром только бесит. Едва Мирабель попадается на глаза тётя Пепе, как наверху сгущаются тучи. О нет.

Мимо проходит Исабела, в руках кофе с молоком. Мирабель тянется к ней, та в сторону – только рукава её изящные в воздухе – шух! Ну вот, а я бы точно всё на платье пролила. Над головой Исабелы порхают крошечные миленькие колибри... Эх, почему надо мной тоже птички не порхают?

– Знаешь, – обращается тем временем Мирабель к Долорес, – из всех моих старших двоюродных ты моя самая любимая. – Интересно, до любимой Долорес дойдёт, что она у Мирабель единственная старшая двоюродная? – Мне прямо кажется, – продолжает Мирабель, – что я могу рассказать тебе всё-всё-всё. – И подкладывает ей ещё еды. – А значит, ты мне тоже можешь рассказывать всё-всё-всё! Например, про ту вчерашнюю проблему с волшебством, про которую якобы никто ничего не слышал? – И она подмигивает Долорес. – Но кто-то, может быть, всё-таки слышал?..

– Камило! – слышится от стола голос дядя Феликса. – Перестань подделываться под Долорес. Что ради добавки вытворяет, а...

Мы с Мирабель глядим на Долорес, а она – хоп! – уже не Долорес, а Камило.

– Ну и ладно, хоть попытался. – И он отправляется на своё место с полной тарелкой.

Очередь двигается вперёд, и к Мирабель подступает настоящая Долорес.

– Единственный, кто видит везде какие- то проблемы, это ты, – говорит она Мирабель на ухо. – Ты и крысы, если считать тех, которые в стенах.

Не могу не поморщиться. Крысы в стенах? Какой-то уж слишком тонкий слух. Фу, хорошо, что я этого не слышу.

Долорес бросает на меня взгляд и добавляет:

– Ну и Луиза.

Замираю на месте. Откуда она знает?

– Сегодня всю ночь слышала, как она потела.

Мирабель оборачивается на меня, открывает рот, чтобы что-то сказать, и...

– Так, за стол! – провозглашает бабушка, перекрывая своим голосом разговоры. – Идёмте, идёмте. Идёмте.

Те, кто ещё не занял своё место, послушно садятся. Мне приходится сесть рядом с Мирабель.

– Луиза... – шепчет она мне.

– Дорогие мои, все мы, конечно, благодарны за чудесный дар, которым обладает теперь Антонио, – начинает бабушка. При этом она выдвигает свой стул во главе стола – и с него радостно взвизгивает парочка носух.