Раздавались, конечно, и критические голоса, один из которых принадлежал Эразму Роттердамскому, однако идея всеобщего политического единства Европы нашла горячий отклик в сердцах современников, которые не в состоянии были в полной мере предвидеть последствий ее реализации для европейской политической системы, прежде всего в свете зарождавшегося конфликта между Францией и Габсбургами, которому суждено было просуществовать не одно столетие. При детальном рассмотрении оказывается, что и в окружении Карла мнения относительно выдвижения его кандидатуры также разделились. Дело было прежде всего в том, что претензии Карла на императорский престол являлись нарушением подписанного в 1516 году Нуайонского договора с Францией, благодаря которому Карл смог спокойно вступить на испанский престол. Профранцузская ориентация была традиционной для части высшей бургундской аристократии, выразителем мнений которой можно считать камергера Гийома де Круа. И в Испании были силы, противодействовавшие стремлению Карла получить императорскую корону. Наиболее заметным их представителем был известный юрист Меркурино Гаттинара, родом из Пьемонта, занимавший с 1518 года должность верховного канцлера. Гаттинара, как и некоторые другие, считал, что при этом Испания перестанет быть центром власти Карла и неизбежно отойдет на второй план. Однако именно ему позднее довелось сыграть роль одного из самых решительных сторонников практической реализации идеи Monarchia universalis!

Тот факт, что Карл выступал в предвыборной борьбе, будучи королем Испании, требовал от габсбургской пропаганды особой осторожности и такта. Прежде всего требовалось доказать, что Карл в действительности является одним из немецких князей. Это было не так просто, потому что в его родословной существовала всего одна линия, уходившая в Германию, а именно линия, ведущая к его габсбургскому деду Максимилиану. Карл в то время не был силен в немецком языке, что не помешало ему перерисовать короткие письма и разослать их курфюрстам. Габсбургская пропаганда изображала Карла юным, подающим большие надежды князем, который сумеет достойно выступить и против Франции, и против папы. Ставка делалась на антифранцузские настроения эры Максимилиана I, связанные с идеей оттеснения враждебной империи Франции и с надеждой на возвращение итальянских областей, отторгнутых от империи французским королем (Милан, Генуя, Прованс). Существовали неогибеллинские силы, ассоциировавшие себя с антипапскими настроениями, получившими весьма широкое распространение в империи в последние годы царствования Максимилиана I.

Существованием имперского патриотизма с антифранцузским акцентом и универсальными ожиданиями объясняется тот факт, что в споре двух ненемецких монархов больше симпатий в конечном итоге оказалось на стороне короля Испании. Решающее значение имело то обстоятельство, что наиболее значительные магнаты раннего немецкого капитализма Фуггер и Вельзеру а также некоторые итальянские банкиры выразили готовность оплатить предвыборные требования курфюрстов в случае избрания Карла — речь шла о немалой сумме, превышавшей 850 тысяч гульденов.