Новая стена появилась раньше, чем могла бы. Высохнуть до перехода на второй слой я не успел. Да и не мог успеть. Даже на теле, на солнцепеке по летней полуденной жаре, куртка с джинсами и за час не высохнут. А у нас не было ни солнцепека, ни часа в запасе.

И без того уже случилось слишком много удачи.

Мы уже добрались до стены, когда в червоточину вошли преследователи. Они были далеко, но увидели нас практически сразу.

Сзади донеслись ставшие привычными крики. Давненько их слышно не было. Хорошо хоть без пальбы обошлось. Пока.

Я обернулся. Предчувствия не обманули: фарафоновские, преодолев брод, по одному выходили на берег. И кричали они именно потому, что увидели нас. Среди тех, что вышли первыми, был и сам Фара. Последним появился Толян, подгоняющий Яну стволом ТОЗа в спину.

— Бистро! — с неожиданной твердостью приказал немец, выводя меня из внезапного оцепенения.

Да уж, самое время ускориться. На ходу закрывая глаза, я быстро зашагал к сияющей перед нами стене.

О том, что попал на второй слой, я догадался раньше, чем свет потерял силу. Просто резко стало очень холодно. Видимо, поблажки от госпожи удачи на сегодня закончились.

Под ногами снова заскрипел снег. Я не стал останавливаться, шагал, пока сияние не перестало жечь сетчатку сквозь сомкнутые веки. Затем открыл глаза. Солнца не было. Звезд и луны тоже.

Освещение здесь напоминало неоновое мерцание в ночном клубе, с той лишь разницей, что в клубе оно моргало в закрытом помещении и под бодро долбящий музон, а здесь было заснеженное поле и никаких звуков, помимо природных.

Укрытое снегом поле было огромным и, на удивление, совсем не заросло. По его краю тянулась черная стена леса. Вдалеке, у границы с лесом, торчала обветшалая водонапорная башня.

Штаммбергер кивнул в ее сторону.

— Туда. К башне, — произнес он сипло и неожиданно повалился на снег.

— Сережа! — вскрикнула Звезда.

Но я уже и сам бросился к Вольфгангу.

Немца гнуло дугой, на сизых губах проступила пена. Глаза закатились, так что видно было только покрытые сеткой лопнувших сосудов белки. Жуткое зрелище.

О том, чтобы он передвигался самостоятельно, теперь не могло быть и речи.

Дьявол! Как же всё не вовремя.

Я опустился рядом с немцем на колени. Не совсем понимая, что и зачем делаю, подхватил его скованное судорогами тело под мышки, приподнял.

Штаммбергер обмяк так же внезапно, как и скрючился до того. Тело немца легко перегнулось, но глаза по-прежнему оставались закаченными, а с похожих на дождевых червей губ падала желтыми клочьями пена.

— Вольфганг!

Я похлопал немца по щекам.

— Ну же!

Внутри нарастало отчаяние. Пощечины с каждым разом выходили все сильнее. Когда от очередного шлепка голову старика сильно мотнуло в сторону, Звездочка перехватила мое запястье.

— Сережа, не надо.

— Что не надо?

Тонкие пальцы моей тайской спутницы давили на запястье. Я попытался выдернуть руку, но хватка у трансвестита была отнюдь не девчачья. Нормальная такая мужская хватка.

— Отпусти, — попросил я, расслабляя руку.

Звезда тотчас повиновалась.

Немец хрипел. По подбородку ползли клочья пены. В странном мерцающем свете он выглядел особенно дико.