— Это не закономерно. Это против законов бытия! — взорвался всегда спокойный хозяин. — Или это чудо божье.

Митрофаныч быстро перекрестился на красный угол с мутными ликами Николая-угодника и Божьей Матери.

— Прости господи!

— Господь ни при чем, — покачал головой немец. — Мы сами это сделайт. Хотя и многое не понимайт.

— Кто «мы»? — не понял Митрофаныч.

— Мы есть группа ученых. Мы запускать коллайдер «Ника». У вас в Дубна. Мы получать бозон Хиггс. Потом получать непредсказательный результат. Анабиоз. Вы фсе спать. Мы — нет. Мы приобретать неожиданный способность. Нечеловеческий способность.

Митрофаныч выпучился на немца, заморгал непонимающе, как разбуженная среди бела дня сова.

— Чего? — пробормотал он.

— Они не люди, — пояснил я. — Пока мы тридцать лет дрыхли их милостью, они получили какие-то способности. Божий дар.

— Да-да, — закивал Штаммбергер. — Например, я не умирать.

— Он бессмертный, — перевел я для Митрофаныча.

— Не софсем так, — поспешно поправил немец. — Я умирать. Много раз. Боль, мука. Умирать. Фсе время. Потом снова возрождаться.

— Его дар в том, что он возрождается всякий раз, как умрет, — продолжил играть в переводчика я. — А проклятье в том, что он очень быстро снова дохнет. И, судя по всему, ему это не очень нравится.

— Йа, — кивнул немец.

— Это я понял! — снова разорался успокоившийся было Митрофаныч. — Но как?

Немец повел плечами и притянул к себе нетронутый стакан. Видно, для него это была больная тема.

— Какая разница? — покосился я на Митрофаныча. — Тебе это так важно знать?

— Важно.

— Зачем?

— Важно, — с нажимом повторил хозяин. — Потому что человек имеет право знать, что с ним происходит.

Немец крутил стакан в руке, мелкими глоточками потягивал самогон. На Митрофаныча он сейчас смотрел с большим интересом, чем на меня. Оно и понятно: хозяин проявил любопытство, ему можно на уши присесть.

— Я могу объясняет, — оседлал своего конька Штаммбергер. — Есть множко версий. Есть очен занятный версий. Например, я говорить с корейский коллега. Очен любопытно. В следствие наш эксперимент там возникла червоточина. В нее попал… — немец пощелкал пальцами, подбирая слово, — Flugzeug.[21] Нелепост. Стечений обстоятельств. Но все так совпасть, что они посчитать: причина анабиоза в этом. То ест они принимать следствие за причина. Очен-очен любопытно. Много версий. Правда — одна. Я объясняйт. Не фсе, но многий.

— Не надо, — мягко попросил я.

— Нет, пускай объяснит, — потребовал Митрофаныч. — Давай, Вольф. Объясни. Вы что, все теперь такие?

Старик поглядел непонимающе.

— Ну, бессмертные, — пояснил хозяин.

— Нет, — замотал головой Штаммбергер. — Это мой способность. Другие нет. Другие иначе.

— Другие, это какие?

— Другой ученый, который запускать эксперимент.

— А мы?

Немец покачал головой.

— Слушай, Кирилл Митрофаныч, — не выдержал я. — Тебе что, правда, все это интересно? Чего ты от него хочешь?

— Понять хочу, в чем тут божий промысел. Если все по воле господа, так и это тоже.

Нет, все же хозяин забавен в своей наивности.

— Ты что, не понял еще? Вот он, бог. Перед тобой сидит.