Сидя на нарах, комитет заново чертил схему обороны. Ныла скула. Надежд защититься, конечно, не было — требовалось выиграть время, а лучше вообще не допустить нападения. Все мы знали, что, если захотят, нас схватят или перестреляют во время штурма. Надежда возникала лишь в том случае, если оставшиеся разбились бы на группы по несколько сотен человек и встали, почти что закрыв собой дыры в проволоке и на вахтах, — без подручного оружия и камней, но показывая готовность сопротивляться. Налетел шквальный ветер, и из-за горы Шмидта понеслись облака, похожие на рваные тряпки. На нагретые крыши хлынул ливень. Казалось, что в лучшем случае комиссия продолжит торговаться, а в худшем штурм перенесут на утро, и тогда мы успеем напечатать новые листовки и транспаранты, и Дикарев запустит своих змеев. После этого мы бы сами вышли из ворот, не дожидаясь атаки.

Но ни тот ни другой вариант не сбылись. Дождь с ветром кончились так же внезапно, как начались, и лагерь окутал туман. После получаса тишины, когда с территории исчезли все, кто хотел, из тумана показались солдаты с белыми повязками. Переглянувшись, мы взяли прутья и вышли.

На улице, ведущей к клубу, было пусто. Украинцы побежали оповещать всех, кто ложился спать в бараках. Когда появились, прижимаясь к стенам, синепогонники, каждый оставшийся уже решил, что делать: кто-то стоял в умывальной с поднятыми руками, кто-то спрятался под нары, ожидая пальбы, а остальные, похватав за пазуху камней, прибились к комитету и караульным. Фильнев подозвал нас взмахом руки и прошептал: «Пять групп, по одной с каждой стороны и от вахты две. Прорываемся в стройзону и поднимаем флаг, а то крышка — перебьют, и никто не узнает». Выбирать не приходилось. С нами осталось около трехсот человек. Вторая вахта располагалась у карантина, и бараки к ней подступали почти вплотную. Наша крошечная армия разделилась на три части, договорившись по сигнальному крику кинуться всей массой к воротам, ломами и топорами уничтожить их, пересечь запретку и ворваться через еще одни ворота в стройзону. Там вряд ли выставили усиленную охрану, но туда надо было еще пробиться — у второй вахты нас наверняка ждали пулеметчики. Единственным нашим упованием была внезапность атаки и нерешительность вохры — все-таки вряд ли они хотели перестрелять треть всей рабочей силы отделения.

Раздался условленный крик, и заскрипели сотни сапог. Истошно заорали первые ряды, понимая, что смерть будет их. Прибалты рванули через саму вахту и успели схватить стрелков за дула автоматов и отбросить их в сторону. С ними выбежал и я. Вохра не получала приказа стрелять, и вскоре наше войско устремилось через ворота с выломанными створками. От бараков к вахте бежала, паля в воздух, подмога с белыми повязками, осознавшая, что случилось массовое бегство. Им достались последние ряды, не успевшие покинуть зону из-за толкотни. Так попались Каратовский и Недоростков. Авангард же ворвался в стройзону. Основной отряд бросился в жилой, достроенный до пятого этажа дом, а Морушко с напарником вскарабкались на кран. Когда они достигли стрелы и развернули черный флаг с алой полосой, ворота уже были закрыты, а входы в здание забаррикадированы.