– Думаю, вы просто шли на приступ, сэр, и все портили, – совершенно серьезно ответил Эдди. – Хотя именно это и нравилось дамам.
Даффу неожиданно показалось, что все женщины, с которыми он успел переспать, были всего лишь прелюдией к его отношениям с Аннабел, пусть пока и платоническим. Хотя это тоже может измениться.
Он впервые признал, что между ними может что-то возникнуть.
– Вероятно, ты прав. Мисс Фостер действительно не похожа на остальных, – пробормотал он, потрясенный огромной разницей между прошлым и настоящим. Почему теперь он так много думает о чувствах Аннабел? Ведь раньше он не придавал значения подобным тонкостям!
– Во всяком случае, у меня сложилось такое впечатление, сэр.
– Не знаю, как и почему, – вздохнул Дафф, пытаясь осознать, что происходит. Или все это неестественно?
– Полагаю, скоро вы сами все узнаете.
– Может, и узнаю, – согласился Дафф, решив, что Эдди прав и дело тут не в пятистах фунтах. Что же до остального, особенно желаний и стремлений леди… поживем – увидим.
Несколько часов спустя он шел по дорожке к двери коттеджа Аннабел, по-прежнему не уверенный в том, что именно чувства – побудительный мотив всех его действий. А если отказаться от пари? Повредит ли это его интересам?
Хорошо бы еще знать, в чем состоят эти интересы. Намеревается ли он всего лишь обольстить Аннабел, как всех остальных женщин, или просто хочет наслаждаться ее обществом, пока она остается в провинции?
Дилемма, которую он легко мог решить до своей болезни.
Да тогда это вовсе не было дилеммой. Просто удовлетворением чувственного желания. Но теперь… теперь он не был так уверен.
Черт, неужели он становится моралистом?
Неужели полученные на войне душевные раны превратили его в высоконравственного человека?
Дверь открылась, и на пороге появилась улыбающаяся Аннабел. Жаркое желание мгновенно пронзило его как удар молнии.
В этих облегающих панталонах любой намек на возбуждение будет очевиден. Поэтому он немедленно попытался подумать о чем-то еще, ну, хотя бы о цене на чай… если бы он ее знал… а еще лучше о том, как забавно хмурится отец, когда сердится.
Представшая его мысленному взору картина оказалась лучшим лекарством против похоти, и, переступив порог, он уже полностью владел собой. И тон был абсолютно нормальным:
– Вы хорошо спали?
Проклятие и адский огонь! Неудачный выбор слов: на ум немедленно пришел образ растрепанной Аннабел в ночной сорочке.
– Прекрасно. А вы?
Ее голос был таким же спокойным, как цвет платья оттенка голубиного крыла. Сама безмятежность. И он был благодарен ей за сдержанность.
– Тоже, – обронил он столь же бесстрастно, заменив мысленное изображение Аннабел в ночной сорочке более приличными картинами скачек. – Надеюсь, вы голодны?
Иисусе, неужели каждому его слову, произнесенному сегодня, суждено иметь двойной смысл?
– То есть я хотел сказать, что Эдди приготовил для нас целую корзинку с едой.
– Я так и поняла, – ободряюще улыбнулась она. По крайней мере у одного из них сохранился здравый смысл! – Эти цветы, надеюсь, для меня?
Очевидно, хорошо знакомая с мужчинами, находившимися в состоянии растерянности, она поощряла его, как школьника.