Смех ее был неестественным, напряженным. Она выпила, кивнув всем нам.

– Ты забыла с нами чокнуться, – сказал я, глядя на нее в упор.

Неужели предала? Я подумал, что не успокоюсь, пока это не узнаю именно сейчас.

– А за что мы пили? – спросила она. Слава понял, что со мной что-то происходит, и толкнул меня локтем в бок. Но меня уже невозможно было остановить.

– Значит, стучишь на меня? – спросил я.

Актриса из нее была ни к черту! Никакой выдержки. Не то что Светлова. Все, что Лара могла, это широко раскрыть свои зеленые, чуть раскосые глаза, которые я так любил. Гримаса на ее лице выдавала ее с головой.

– Саша… – негромко сказал Костя и сделал попытку подняться.

Лара словно опередила его – порывисто вскочила с места.

– Сидеть! – рявкнул я, и непонятно было, к кому это относится. Во всяком случае, сели на место оба – мой начальник и моя подчиненная.

– Ты меня за этим позвал? – спросила Лара.

– Вот только что на этом месте сидела другая женщина, – сказал я. – Она развелась с мужем, сменила его фамилию, его ловят как преступника. Но она не предает его. Понимаешь? Пусть меня осудят мои товарищи… – я кивнул попеременно в сторону Кости и Славы. – Ибо я поступаю сейчас непрофессионально, вопреки тому, о чем мы договаривались, но я все равно спрошу тебя, поскольку это становится невыносимым: кому ты сказала, что у нас бумаги погибшей Жени Клейменовой? Кому?

Я ударил кулаком по столу так, что подпрыгнули чашки. У меня с Ларой бывали разного рода размолвки, не раз я орал на нее и стучал кулаком, и она отвечала мне: на свою жену ори! И я смолкал, осознавая ее правоту. Но сейчас она молчала. Только растерянно и жалобно смотрела на меня. И слезы стояли в ее прекрасных глазах, и губы, когда-то целовавшие меня, мелко дрожали.

Конечно, я рисковал, беря ее на пушку. Очень рисковал. С чего я вдруг взял, что она сказала кому-то про эти документы? О них она могла слышать, а могла и не слышать. В глаза она вряд ли эти документы видела, ибо до сих пор они были у Володи Фрязина. И вот сейчас она пожмет плечами и тихо, обиженно скажет: никому! Никому и никогда о них не говорила.

Но не зря говорят, что риск – благородное дело.

– Ты сам виноват, что случилось, – сказала Лара и заплакала.

Это было признанием. Я сам не ожидал такой развязки.

Значит, правда. Только сейчас я понял: в глубине души надеялся, что ошибаюсь.

– Я? Я виноват? – мое удивление, видимо, было чрезмерным.

Слава громко вздохнул. Костя нервно барабанил пальцами по столу. Вот сейчас встанут и уйдут, подумал я. Зачем им этот спектакль?

Они так и сделали. Встали и вышли.

– Ты, – Лара подняла на меня глаза, полные слез, – хочешь сказать, будто я тебя предала? Сначала ты меня предал! Это своей жене ты изменяешь, а меня – предаешь! Ты ночевал у этой валютной шлюхи и думал, будто я не узнаю? А они мне об этом сказали. Они выследили тебя, понял? Твоя жена звонила мне ночью и орала на меня. Я плакала до утра, а ты врал, прятал от меня глаза… А они мне сказали, что могу при желании тебе отплатить. Я не хотела, думала, поговорю с тобой… А у тебя хватило совести привести ее сюда! С этой певичкой… Я видела, все видела, как ты смотрел на нее!