Гущин отвернулся, но Катя смотрела. Слишком часто от этих снимков с ужасом и брезгливостью отводили взгляд.

Близнецы-иллиопаги, сросшиеся спинами и ягодицами, – вот они, на снимках, – двое и одно целое в возрасте шести месяцев, года, двух лет, трех лет, четырех.

Один – внешне тоже без физических изменений, если его отделить, но второй брат-близнец, не имевший даже имени, изуродованный в материнской утробе, появившийся на свет куском плоти – с недоразвитыми руками без пальцев, похожими на скрюченные крылья, с чудовищно огромной головой, лишенной глаз, слепой, такой, что не привидится даже в ночном кошмаре – с трубкой для искусственного кормления, вставленной в рот.

– Как нам объяснили врачи, операцию по их разделению долго нельзя было проводить, врачи ждали несколько лет. Обычно близнецов-иллиопагов разделяют в младенчестве. Но тут все упиралось в генетическую мутацию и их болезнь. Эдуард Цыпин… он жил так, вот так вместе со своим братом-калекой у себя за спиной. Четвертый близнец словно взял все на себя, словно закрыл их троих собой, поплатившись всем. Когда им исполнилось пять лет, врачи спецгоспиталя и полковник Кармен, возглавлявшая проект, все же рискнули провести операцию. К ней долго готовились, им нужны были данные о состоянии всех братьев, поэтому Иркутова и ездила туда, возила медицинские справки и анализы. Операция для Эдуарда Цыпина прошла успешно. Полковник Кармен усыновила мальчика, дала свою фамилию, выходила его, вылечила, заново учила двигаться, ходить. Помогли танцы и спорт. Танцы… Взрослым парнем, как мы видим, он даже зарабатывал танцами себе на жизнь.

– Но он все помнил, Федор Матвеевич, он так и не сумел забыть той своей общей жизни с калекой-братом, – Катя смотрела на снимки. Семилетний Эдуард Цыпин – один, без груза за плечами – напряженно смотрел в объектив на фоне наряженной елки. – Там, в доме, при взрыве его планшет не пострадал, этот компьютер ваши сотрудники изъяли. Цыпин писал сам себе с почты yandex на yahoo. Там очень много писем, он разговаривал сам с собой, или нет… мне показалось… даже не с собой – с ним, со своим братом.

– Ты знаешь, я в компьютерах, этих ваших планшетах, почтах ничего не понимаю. Да это теперь и не важно – это виртуальные письма мертвецов.

– И все же, – заметила Катя, – в этой истории кое-что остается недосказанным.

– И все же кое-что в этой истории так и остается недосказанным, – повторила Катя.

– Ты имеешь в виду, как эта девчонка, дочка Финдеевой, оказалась замешана в этой истории? – спросил полковник Гущин. – Лаврентий о ней ничего не знает и, кажется, в этом не врет. Так, как она себя вела в их доме… даже стреляла… судя по всему, у нее был роман с Эдуардом Цыпиным. И ни он, ни его братья даже не подозревали, что она дочь той самой свидетельницы. Сама девчонка молчит, плачет целыми днями, а чаще орет, ругается, нас же и проклинает – зачем спасли. Мать с отцом с ней бьются и следователь наш Коля Жужин. Допросить меня тут пытался, мол, видел ли я, кто в меня стрелял. А я сказал, что не видел, как там уследишь, в горячке-то. Ты видела?