Джонсон усмехнулся:
– Сколько?
– Сто миллионов.
Теперь настала очередь оторопеть Джонсону.
– Ты шутишь! Что ты будешь делать со ста миллионами фальшивых денег?
– Можете или нет? – требовательно спросил Болотников.
– Ну-у, это зависит от качества…
– Качество не имеет значения! Пусть хоть явная липа. Главное – срочно! Идем сюда, я угощаю! – И Болотников показал на ближайшее кафе.
60
Белый «Мерседес-600» Болотникова летел по первомайской Москве, украшенной немыслимым количеством гигантских настенных панно с портретами президента и мэра города, которые пожимали друг другу руки в знак взаимной поддержки на выборах. И такие же плакаты были укреплены на каждом фонарном столбе и афишной тумбе. Даже в Пекине во времена культурной революции не было такого количества портретов Великого кормчего.
– Сколько стоит это удовольствие? – спросил Брух.
– Не важно! Зачем тебе? – отмахнулся Болотников, он был в каком-то нервном напряжении.
– Йоп-тать! – возмутился Брух. – На мои деньги сделано, а мне и знать нельзя? Зю Ган назвал эти фото знаешь как? «Москва прощается с Ель Тзыным!»
– Ничего, он уже дошутился! Его спонсоры парализованы налоговой инспекцией, их счета под контролем Центробанка. Видишь – ни одного его плаката или портрета…
Машина остановилась у зоопарка на Красной Пресне.
– Но Ле Бедь на плаву. – Брух, выходя из машины, указал на небольшой плакат с портретом генерала Ле Бедя и лозунгом «ЧЕСТЬ И ПОРЯДОК».
– Да. Пока он работает на нас – отнимает голоса у Зю Гана и Жирика, – объяснил Болотников, подходя с Брухом к воротам зоопарка. – Все посчитано, старик!
– Но у штаба опять ни копья! Вы там деньги вместо икры жрете, что ли?
– Не физди! – огрызнулся Болотников. – Без тебя разберемся!
Брух подошел к контролерше в воротах зоопарка.
– Мы зайдем на минуту, сына забрать.
– Еще чего! Билеты! – грубо ответила та.
Но Брух уже увидел Робина и своего сына Марика – они стояли у боковой аллеи подле тележки мороженщицы, Марик угощал Робина московским эскимо.
– Марик! Робин! – крикнул им Брух.
– Папа, можно мы еще побудем? – подбежал Марик. – Я хочу страусов покормить!
– Нет, поехали. Я покажу тебе кое-что интересней.
– Что? – загорелись глаза у мальчишки.
Машина долго шла вдоль глухого зеленого забора, а когда он кончился, свернула с загородного шоссе на пыльную грунтовую дорогу и – опять вдоль забора – покатила к кирпичной будке КПП. Здесь, у выцветшего шлагбаума, загорали два солдата охраны, слушали по транзистору Малинина. За ними, вдали, на Чкаловский военный аэродром заходил на посадку зеленый армейский «Ми-28».
Водитель «мерседеса» подъехал вплотную к шлагбауму, опустил стекло в своей двери, но солдаты-охранники только лениво скосили глаза. Один из них сплюнул и сказал:
– Зенки протри, папаша! Запретная зона!
– Ты, зелень вонючая! – обозлился шофер. – Подними жопу и позови командира!
Солдат оценивающе посмотрел на шофера и на сидящего рядом с ним Марика, жевавшего жвачку. И вдруг спросил:
– А жвачку дашь?
Впрочем, изнутри «запретки» уже на рысях выскочил коротконогий и заспанный толстяк подполковник, закричал солдатам: