Нет, нельзя принимать милость из рук барбосов, один чёрт – рано или поздно вычислят его зэки и пришьют или в параше утопят. Гнусная это смерть – в дерьме чужом захлебнуться. Уж лучше перо в бок.

– Ну, что решил? Пишем чистосердечное?

– Нет. Не пишем.

Смотрит следователь на зэка, ухмыляется. Но как-то не по-злому, а даже весело.

– Ну, ты упрямец! Ладно, помогу тебе – определю в другую зону, а там посмотрим. – Подписал какой-то листок, пригласил конвоира: – Этого я с собой забираю.

– Мне вещи брать?

– Что?.. Вещи?.. Какие у тебя вещи? Свитер рваный, да кальсоны – ты же не блатной. Не резон тебе в барак возвращаться, ты туда сунешься, да не выйдешь обратно, коли блатные всё поймут. Так поедешь, налегке.

– Пошел!.. Руки!..

Руки за спину, шагнуть из кабинета в коридор. Куда?.. На какую зону? Зачем? На «строгий» повезут? Так куда строже?.. Или к прокурору сразу.

– Шагай, давай!

Толкает конвойный в спину – хочется ему к ужину поспеть, который стынет, хочется побыстрее зэка с рук спихнуть. Сзади следак с папочкой шагает.

За ворота вышли. Машина стоит. Возле машины вертухай с автоматом топчется.

– Сюда.

Конвойный козырнул, побежал рысью обратно.

– А ну, лезь давай!

Встать на колесо, задрать ногу, перевалиться в кузов. Упасть. Сзади конвоир пыхтит, лезет и внутри кто-то шевелится. И голос:

– Не зашибся?

– Нет…

И как булавкой прошило – чего?.. Кто?..

Сидит на какой-то тряпке «Крюк» собственной персоной, лыбится, подмигивает.

– Не сдал, значит, меня? А я говорил: крепкий он парень, не поведётся…

– Я не сдал!.. А ты!.. Меня!..

Броситься на «Крюка» всем телом, дотянуться, ухватить за глотку, чтобы сжать пальцы мёртвой хваткой, чтобы задушить, прежде чем конвойный его прикладом по затылку огреет.

– Эй, тише, тише!

Оторвал «Крюк» пальцы от горла, отбросил от себя руки – здоров чёрт, как с таким совладать, когда душа в теле еле держится, когда нет крепости в руках!

– А ну остынь, парень, пока я тебя не пристукнул, чтобы не рыпался!

И голос конвоира:

– Слышь, «Крюк», кончай над пацаном измываться. На, парень, закури лучше.

Тянет конвоир самокрутку, хотя ближе двух шагов к зэку приближаться не должен! И автомат у него не на животе болтается, а на спину заброшен. Что за чушь?

Подсел конвойный, раздвинул плечами зэков в стороны, плюхнулся между ними.

– Мне тоже скрути, – просит «Крюк».

– Сейчас, на, подержи, – отвечает конвойный и сует зэку в руки автомат.

И крутит из газетки скрутку, и «Крюк» не лупит его прикладом по башке, и не стреляет в упор из автомата, а воткнул тот меж колен и дымит табачком.

– Слышь, «Крюк», я вздремну часок, пока едем, а ты – покарауль.

– Ладно, дрыхни, если что толкну.

Завалился конвойный на бок, на плечо «Крюку», захрапел тут же.

Смеётся «Крюк», рот от уха до уха растягивая.

– Ну ты горячий парень – чуть не задушил меня.

Что здесь происходит, что?! «Крюк», конвойный, автомат!.. Что за бред, как всё это понимать? Да ведь если барбос всё это из кабины через заднее стекло увидит, то всех из пистолета перешмаляет!

Но только видно в заднее стекло, как повернулся следак назад и ржёт во весь рот, и водитель тоже, от дороги отрываясь, тычет пальцем назад и заливается.