Генрих Петрович тяжело вздохнул и продолжил:
– Супруге очень не нравилось, что Ниязова девочку с пути сбивает. Помню, как-то Файка, уже тогда студентка медучилища, заявила: «Надо искать богатого мужика, родить ему ребенка, получать алименты и жить на большие деньги спокойно». Мать, как этот план услышала, за сердце схватилась. «Фаечка, не слушай Гульнару, она плохая женщина. Получи специальность, работай честно, выходи замуж». А доченька в ответ: «Хочу жить, как она! Ты видела, какая у Гули квартира? А одежда? Теперь посмотри, как мы живем. Что лучше, – вставать в пять утра, трястись в маршрутке на работу, за которую платят рваный рубль, или, в полдень кофейку с пирожным попив, покатить на своей машине в магазин и скупить там все шмотки? Мне больше нравится второе». Как вам такое, а?
Посчитав вопрос риторическим, я не стала ничего говорить. А рассказчик, кажется, и не ждал ответа. Помолчав пару секунд, он заговорил снова:
– После окончания училища Фаину в больницу пристроили, да балбеска там едва ли месяц продержалась, быстро уволилась. Что делала – мы не знали. Спала до часу дня, потом к вечеру наряжалась и уходила. Возвращалась под утро, и от нее всегда пахло алкоголем. Одно время воровала деньги у матери. У меня тоже. Потом перестала. Роскошно оделась, понавесила на себя цацки разные. Я живо понял: проституткой стала. Леся же верила лгунье, которая пела матери: «Я менеджер в ночном клубе». Потом – бах, она беременна. Мне так хотелось мерзоту придушить! Все думал: разве приличные люди родного ребенка в приют отдадут? У девки мать точно шалавой была, а отец наркоманом, вот гены и ожили, скоро Файка колоться затеет.
– У младенца могли погибнуть все родные, – возразила я, – например, в автомобильной аварии. Я знаю семью, которая усыновила нескольких малышей, совершенно не зная, кто их кровные папа с мамой, и ни на секунду не пожалела об этом. У моих знакомых выросли прекрасные, умные, талантливые дети.
– Может, кому-то и повезло, – продолжал горячиться Каравайкин, – но не Олесе. Из ее приемыша получился монстр. То, что «менеджер ночного клуба» пузом обзавелась, мы сообразили не сразу. А когда скумекали, что к чему, жена заплакала: «Доченька, что ты наделала? Знаешь, как трудно ребеночка одной поднимать? Мы, конечно, поможем, но замуж-то с чадом на руках сложно выйти». Файка нос задрала: «Ничего мне от вас не надо. Отец моего бэбика со своей женой разведется и на мне женится». Бедная Леська чуть не умерла. «Ты разбила чужую семью? Это страшный грех!» А чертово отродье на воспитавшую ее женщину накинулось: «Заткнись! Имею право жить как хочу. А ты молчи!» Супруга меня всегда просила в ее свары с дочерью не вступать, и я молчал. А тут не выдержал, объяснил мерзавке, на что она право имеет: быть бесконечно благодарной матери и ботинки ей чистить. Скандал тогда знатный вышел.
Генрих Петрович сделал для меня новые бутерброды – они мне понравились, я быстро все проглотила. Рассказ свой он не прерывал.
– И что интересно! Через пару дней Файка хамить перестала. Следующие месяцы дома сидела тихая. Деньги у нас не тырила, один раз вежливо попросила: «Мамочка, дай мне рублики на УЗИ». Я, когда просьбу услышал, хотел у девицы спросить: «Что, не вышел фокус? Послал тебя женатый любовничек в обход по болотам? Зря надеялась, не разрушил мужик семью». Прямо рот уже открыл, но увидел глаза жены и сдержался. Потом тихонько шепнул: «Ни копейки ей в руки не давай. Мерзавка к доктору не пойдет, профукает бабки. Езжайте в клинику вместе, сама оплати обследование». Леся так и поступила. Фаинка сначала злилась, не хотела с ней ехать, но потом поняла, что наличку не получит, и смирилась.