– Мы устали, – ответила она. – И не столько от работы, сколько от нервотрепки. Мы же понимаем, что мы делаем и зачем. Только неизвестно, к добру ли это. Страна погрязла в воровстве, но, с другой стороны – если завтра придут к власти баклановы и маленины – лучше не будет. Они уже сегодня выпустили на улицы милиционеров с собаками.
– Кого? Кого? – спросил я удивленно.
– А ты не видел? Конечно, ты же ездишь в персональной машине! А ты присмотрись – на улицах и в метро полно милиции и людей со служебными овчарками. Переодетые милиционеры и гэбэшники.
Я вспомнил: ночью генерал Жаров сказал мне, что по приказу Брежнева в Москву вошла Кантемировская дивизия. А Щелоков, значит, привел в боевую готовность свою милицию, и Андропов дивизию КГБ имени Дзержинского. Зато на Красной площади, у Мавзолея, все мирно, тихо и торжественно.
– Мне нужны результаты анализа крови, Алла, – сказал я.
– Сделаем, я скажу биологам. Завтра будет готово. И вот возьми еще это… – она вытащила из-за пазухи какую-то бумажку.
– Что это?
– Я по памяти вспомнила кое-что из заключений экспертиз, связанных с именем Мигуна. Может, тебе пригодится. Пока! – Она ушла в лабораторию, а я развернул ее записку. Там было всего несколько строк:
«Игорь!
Первое: судя по записной книжке Мигуна и преферансным листкам, которые сдавал на экспертизу твой друг Бакланов, Мигун последние месяцы играл в карты с Алексеем Шибаевым, Председателем ВЦСПС, Борисом Ишковым, министром рыбного хозяйства, а также неким Колеватовым из Союзгосцирка. Кроме них, в преферансных листках значатся неразгаданные мной „Борис“, „Сандро“, „Света“.
Второе: при расшифровке затертых мест в записной книжке Мигуна обратила внимание на след. записи: „М.М. Суслов – пьянь“ (видимо, имел в виду сына Суслова – Мишу), фамилия „Кабаков“ с его домашним телефоном зачеркнута жирной чертой, против фамилии некоего „Гиви Мингадзе“ стояло несколько вопросительных знаков. Нужно ли тебе это или нет – не знаю.
Алла».
Проезжая мимо метро «Краснопресненская», я вспомнил об Алле Сорокиной: она была права, возле метро стоял удвоенный наряд милиции с собаками. Позже такие же удвоенные наряды милиции с овчарками я увидел у метро «Арбатская», «Пушкинская», на перекрестках центральных улиц. Люди шарахались в сторону от овчарок…
А в прокуратуре Союза была все та же воскресная тишина, и даже Бакланова не было в кабинете. Я зашел на третий этаж в приемную Генерального, взял у дежурного по Прокуратуре члена Коллегии Заленского ключи от архива Прокуратуры и позвонил в МУР Светлову. Но Марата там не оказалось, дежурный по его отделу сказал мне:
– Все на Огарева, товарищ Шамраев, в Центральной картотеке МВД, примеркой занимаются. Переключить вас?
– Да, пожалуйста.
Я слышал, как сначала он постучал рычажком по телефону, затем назвал телефонистке короткий внутренний номер Центральной картотеки первого спецотдела МВД. И тут же прозвучал Ниночкин голос:
– Алло!
Я усмехнулся:
– Мне общественного помощника следователя Нину Макарычеву, пожалуйста.
– Это ты, Игорь? Слушай, тут так интересно! Мы примеряем дело Мигуна к другим преступлениям! Если ты свободен, приезжай сюда!